7 русских идей Николая Бердяева

23 марта 1948 года в парижском пригороде Кламар скончался Николай Александрович Бердяев — один из наиболее выдающихся философов XX века, новое осмысление трудов которого происходит именно в наши дни.

Всю долгую жизнь он занимался напряжённым поиском сущности и смысла российской истории, постижением национального характера, попытками сформулировать глобально-всечеловеческую миссию нашей страны — то есть тем, что носит таинственное название «русская идея», — и нашёл на этот непростой вопрос поистине парадоксальные ответы.

Религиозная энергия русской души обладает способностью переключаться и направляться к целям, которые не являются уже религиозными, напр., к социальным целям.
(«Истоки и смысл русского коммунизма», 1937)

России нужна национальная идея. Об этом пишут в газетах, об этом говорят на кухнях и площадях. Она и только она способна отвлечь бунтарскую и анархическую по своим началам народную душу от принципиально непреодолимого несовершенства земного мира, слить русских людей в единую справедливо живущую общину, занятую грандиозным делом.

Открытие Бердяева в деле постижения России заключается в том, что наша национальная идея может носить исключительно религиозный характер. Собственно, построение коммунизма и было такой же русской мессианской идеей, как поиски Града Китежа или обретение Царства Божьего на земле.

Примечательно, что лучшим периодом в истории русской церкви Николай Александрович называл эпоху ордынского ига, как время наибольшей духовной независимости нашей религиозной мысли.

Русская душа, мятежная, ищущая, душа странническая, взыскующая Нового Града, никогда не удовлетворяющаяся ничем средним и относительным.
(«О “вечно бабьем” в русской душе», 1914)

Последнюю свою книгу философ закончил всего за две недели до смерти. В 1917 году в Петрограде он организовал «Вольную академию духовной культуры» — как бы мы сказали сейчас, гуманитарную дискуссионную площадку, действовавшую в самые нелёгкие послереволюционные годы. И в 1919-м, когда Бердяев угодил в тюрьму по делу так называемого «Тактического центра», подпольной организации, будто бы готовившей антибольшевистское восстание (как ни абсурдно включать в такую компанию религиозного мыслителя, отрицавшего насилие), — Николая Александровича допрашивал сам Дзержинский. Бывший, если угодно, концентрированным воплощением авторской концепции русского характера: поляк, ставший одним из организаторов «красного террора», и в то же время спасший тысячи детей-беспризорников от голодной смерти. (Вспомним, русскость, в концепции Бердяева, это не национальность, а, говоря современной терминологией, — глобальный культурный код.)

На пепелище старой христианской Европы, истощённой, потрясённой до самых оснований собственными варварскими хаотическими стихиями, пожелает занять господствующее положение иная, чужая нам раса, с иной верой, с чуждой нам цивилизацией. […] Воцарится китаизм и американизм, две силы, которые могут найти точки сближения между собой.
(«Судьба России», 1914-1917)

Это сказано почти за сто лет до появления современной концепции «Кимерики» — геополитической идеи глобального союза Пекина и Вашингтона, промышленного потенциала Китая и военно-финансовой мощи США как основ нового мирового порядка.

Однако Бердяев, родившийся 6 (18) марта 1874 года в Киеве, в культурном пространстве, неоднократно становившемся ареной кровопролитных столкновений противоборствующих цивилизаций, — осознавал: решение «всемирно-исторической проблемы Запада и Востока» последует не через подавление «неправильных» культур, а благодаря балансу между эгоистическим индивидуализмом европейца и азиатским растворением личного во всеобщем. В сущности, такой гармоничный синтез как раз и предлагает Россия.

Как образ и подобие Творца, человек сам есть творец и призван к творчеству, к творческому соучастию в деле Творца.
(«О назначении человека. Опыт парадоксальной этики», 1931)

Русский народ — не только народ-богоносец, но и народ-творец. Созидание, материальное и духовное, должно стать смыслом жизни человека и общества.

При этом, по мысли Николая Александровича, частная собственность (против которой выступали и его идеологические противники большевики) нужна лишь постольку, поскольку та может служить инструментом для творчества.

«Собственность не подлежит бесконечному нарастанию и расширению… Собственность требует аскезы и самоограничения и без этого превращается в зло», — пишет он.

Сам философ получает возможность жить в собственном доме только на склоне лет, в пригороде Парижа. И именно эти поздние годы относительного достатка становятся временем написания его главного труда — «Русской идеи», опубликованной за два года до смерти автора.

Я знал, что в русском народе и в русской интеллигенции скрыты начала самоистребления. Но трудно было допустить, что действие этих начал так далеко зайдёт.
(«Судьба России», 1914-1917)

Взаимоотношения народа и, как бы мы сказали сейчас, «креативного класса», интеллектуальной элиты — тема постоянных мучительных раздумий Бердяева. Вместе с Сергеем Булгаковым, Петром Струве, Семёном Франком и другими выдающимися философами он входил в число авторов нашумевшей трилогии сборников статей «Проблемы идеализма» (1902) и «Из глубины» (1918), сами даты публикаций которых словно отмечают хронологические границы Серебряного века. Название второго и наиболее известного из этих альманахов, «Вехи» (1908), дало начало целому общественному движению предреволюционных лет — «веховству», отрицавшему радикализм и благие, однако наивные мечтания интеллигенции о насильственном построении справедливого мира.

Критическое отношение к «Вехам» объединило таких непримиримых оппонентов, как глава либеральной партии кадетов Павел Милюков и большевистский лидер Владимир Ленин. А вскоре после прихода последнего к власти, с «религиозным социалистом» стране становится явно не по пути, и 29 сентября 1922 года Бердяев отплывает из Петрограда на «философском пароходе», покидая отечество навсегда.

Россия — самая не шовинистическая страна в мире. Национализм у нас всегда производит впечатление чего-то нерусского, наносного, какой-то неметчины.
(«Судьба России», 1914-1917)

В следующем абзаце, со своей страстью к парадоксам, Бердяев заявляет, что в то же время национализм весьма присущ русскому народу.

Но, думается, никакого противоречия здесь и нет. Говоря современными терминами, Бердяев привлекает внимание к разнице между негативной и позитивной национально-мобилизационной повесткой. Для русского человека величие России становится следствием развития и духовного обогащения всего человечества через реализацию русских мессианских откровений (вспомним, например, нашу великую литературу или наше освоение космоса). Наоборот, достижение блага собственного народа за счёт угнетения и порабощения других национальностей — и есть не что иное, как фашизм.

Два противоположных начала легли в основу формации русской души: природная, языческая дионисическая стихия и аскетически-монашеское православие.
(«Русская идея», 1946)

Бердяев был сборником взаимоисключающих параграфов. Первая публикация великого русского религиозного философа состоялась в журнале немецких марксистов «Neue Zeit» в 1899 году (анализировал проблемы социализма); и атеиста Маркса он высоко оценивал всю жизнь. Учился в киевском кадетском корпусе (готовили будущих военных; с партией кадетов не путать!) — однако поступил в университет, мечтая стать профессором философии. До революции резко отрицательно отзывался и о радикальном, и о либеральном движениях (фактически выступая защитником самодержавия) — и провёл 3 года (1900-1902) в вологодской ссылке за участие в антиправительственной демонстрации.

В сущности, индивидуалист и социалист Бердяев был живой иллюстрацией собственной философии, основанной на парадоксах и противоречиях, которыми преисполнен и так любимый им национальный характер. «Я сидел четыре раза в тюрьме: два раза в старом режиме и два раза в новом», — вспоминает наш герой с грустной улыбкой. Наверное, это и есть подлинные качества настоящей русской интеллигенции: сохранять человеческое достоинство и в застенках, и в лучших домах Парижа.

Иллюстрация: картина Александра Попова