Александр Солженицын — фигура, расколовшая не только литературное сообщество, но и общественное сознание. Для одних он — бесстрашный летописец ГУЛАГа и нравственный авторитет, для других — лжец и предатель. В этом споре самым тяжёлым обвинением остаётся одно: якобы в лагере он сотрудничал с НКВД под кличкой «Ветров». Эта история — детектив с двумя взаимоисключающими версиями, где документы теряются, а свидетели обвиняют друг друга в связях с КГБ.
Донос, почерк и «лагерный рай»
Точкой отсчёта стала публикация 1976 года. Немецкий криминолог Франк Арнау обнародовал в журнале Neue Politik документ — донос от 22 января 1952 года за подписью «Ветров». В нём агентурный источник сообщал о готовящемся восстании украинских националистов в лагере «Песчаный». Арнау, а позднее чехословацкий журналист Томаш Ржезач в книге «Спираль измены Солженицына», строили обвинения на трёх ключевых свидетельствах. Первая жена Солженицына Наталья Решетовская и его школьные друзья Николай Виткевич и Кирилл Симонян дали уничижительные показания. Виткевич, осуждённый на 10 лет, утверждал, что видел протоколы с показаниями Солженицына против него, написанные узнаваемым почерком друга. Симонян заявлял о 52 тетрадных страницах, где Солженицын изображал его «духовным растлителем». Публицист Владимир Бушин, ярый критик писателя, в книге «Тотальный проект Солженицына» утверждал, что тщательно сравнил «донос Ветрова» с письмами Солженицына. По его мнению, совпадали не только характерные буквы («х», «ж», «д»), но и уникальная литературная манера с расстановкой запятых. Критики указывали на подозрительно лёгкие условия, в которых якобы содержался Солженицын: работа нормировщиком, математиком, библиотекарем, а не на общих тяжёлых работах. Бушин язвительно писал о его лагерном «благоденствии» с волейболом, «мёртвым часом» и трёхразовым питанием, видя в этом знак «особого статуса» завербованного агента.
Доводы «против»
Сам Солженицын яростно опровергал все сыпавшиеся на него разоблачения и в ответ обвинял бывшую жену и друзей в сотрудничестве с КГБ. В своей статье «Потемщики света не ищут» он утверждает, что «систематическое оклеветание начали почти сразу после «Ивана Денисовича» (1962. Свою покинутую первую жену Наталью Решетовскую Солженицын называет «лучшей и верной помощницей КГБ», которая «неуклонно, настойчиво, на разных уровнях передергов и лжи» мстила ему за измену. «Наговоры» Виткевича и Симоняна Солженицын объясняет тем, что первый был за это восстановлен в партии, а второго «прижало КГБ» за «некоторые психобиологические особенности, связанные с половым выбором».
«Купальники запрещены»: чем немецкие бани шокируют русских
Также Солженицын клеймит и своих зарубежных разоблачителей, обвиняя Франка Арнау в сотрудничестве со Штази, а Томаша Ржезача называя «чехословацким порученцем». Нобелевский лауреат утверждает, что сам Андропов по поводу книги Ржезача писал министру внутренних дел Чехословацкой Соцреспублики Яромиру Обзине 10 августа 1978 года: «Выход в свет данного издания явился результатом добросовестного труда автора и настойчивой совместной работы с ним сотрудников 10 Управления МВД ЧССР и 5 Управления КГБ СССР...»
При этом Солженицын подчеркивает, что приписываемых ему доносов на Виткевича и Симоняна никто никогда не видел: «...Несусветная дичь про «52 тетрадных страницы неподражаемо мелким почерком», якобы написанные весной 1952 в каторжном Экибастузском лагере — еще взроенном нашим недавним мятежом, и сразу после моей раковой операции — с единственной целью опорочить Симоняна. Да где ж та тетрадь? приведите же эти нигде, никогда, никем, в том числе и Ржезачем, ни словом не цитированные 52 страницы!»
Столь же решительно писатель называет фальшивкой обнародованный Арнау «донос Ветрова», замечая: «...«донос» на украинцев пометили 20 января 1952, цитируют «сегодняшние» якобы разговоры с украинцами-зэками и их «завтрашние» планы, но упустили, что еще 6 января все до одного украинцы были переведены в отдельный украинский лагпункт, наглухо отделенный от нашего...». Также он подчеркивает, что сам посылал западным графологам образцы своего почерка, но Арнау от экспертизы отказался.
«В «Архипелаге», и не только в нем, я не щадил себя, и все раскаяния, какие прошли через мою душу, – все и на бумаге... В этом ряду я не поколебался изложить историю, как вербовали меня в лагерные стукачи и присвоили кличку, хотя я ни разу этой кличкой не воспользовался и ни одного донесения никогда не подал. Я и нечестным считал об этом бы умолчать, а написать – интересным, имея в виду множественность подобных вербовок, даже и на воле. Я цель имел во всей книге, во всех моих книгах показать: что можно из человека сделать. Показать, что линия между Добром и Злом постоянно перемещается по человеческому сердцу...» – заключает Солженицын в свое оправдание.
Подводя итог, следует отметить, что вопрос о том, является ли «донос Ветрова» подлинником или фальшивкой, так и остался открытым, а другие подобные документы до сих пор так и не были обнаружены.
