16/07/24

Белостокский выступ: почему его считают главной ошибкой Сталина в 1941 году

Разгромив крупные ударные группировки советских войск на Белостокском направлении, немецкие войска открыли себе дорогу на Минск, падение которого ознаменовало первую серьезную победу Гитлера. Кто же несет ответственность за этот провал РККА?

Лишние километры

Начало вторжения гитлеровской Германии обескуражило советское командование и высшее политическое руководство, которые оказались не готовы к ведению войны таких масштабов и такой интенсивности. Болезненные поражения и колоссальные потери лета-осени 1941 года предопределили дальнейший ход военного противостояния с рейхом – его длительность и тяжесть.

Безвозвратные оперативные потери (убитыми, тяжело ранеными и пропавшими без вести) Красной армии только за первые полгода войны превысили 5,3 млн человек, что превышает 60% от безвозвратных потерь РККА за все время войны. Это были самые боеспособные части, состоявшие из наиболее подготовленных солдат и офицеров. «Мобилизованная армия» образца 1942 года в кадровом плане уступала им на порядок.

Причины катастрофы первых месяцев войны многочисленны и до сих пор являются предметом дискуссий. Особое место в этом вопросе отводится пакту Молотова-Риббентропа, по которому кроме мира с Германией СССР приобрел Прибалтику, а также западные области Белоруссии и Украины. Вследствие пакта границы СССР отодвинулись примерно на 200-300 км в сторону Запада: это означало увеличение плеча подвоза войск к новым рубежам, замену железнодорожного полотна на советскую колею, строительство новых дорог, аэродромов, складов, полигонов и прочей военной инфраструктуры. Увы, но к лету 1941 года все это так и не было доведено до логического завершения.

Почему так случилось? Свидетельства современников дают нам понять, что Сталин надеялся на изнуряющую войну Германии против западной коалиции в первую очередь в лице Англии и Франции, после чего у Гитлера не осталось бы ни ресурсов, ни сил для наступления на СССР. Пакт Москвы с Берлином должен был стать гарантией ненападения рейха. К сожалению, вплоть до самого начала вторжения Германии советский вождь отказывался верить, что мог ошибаться в своем партнере.

Начало войны показало, что углубленные в сторону позиций противника на 300 км передовые части РККА просто не успели соединиться с армиями второго эшелона, чтобы обеспечить более надежный огневой заслон на пути продвижения противника. Кроме того, немцам удалось упредить Красную армию в развертывании. Разрозненные и недоукомплектованные советские дивизии, сосредоточенные на западных рубежах, ничего не смогли противопоставить германскому «бронетанковому кулаку», который действовал куда более слаженно и маневренно.

Странная дислокация

Современные исследования показывают, что к началу июня 1941 года Генеральный штаб не только обладал информацией о планах Германии напасть на Советский Союз, но и располагал фактическими, подкрепленными из разных источников данными о численности, дислокации и сроках нападения немецких войск.

В связи с этим сегодня многим не ясны изменения в планах по отражению возможной агрессии, которые были утверждены высшим политическим руководством страны. Вместо принципа организации активной обороны советских войск с отходом, в случае необходимости, вглубь территорий, РККА встретила врага лобовым контрударом «всеми имеющимися силами и средствами». Хотя было понятно, что этих сил и средств явно недостаточно, чтобы оказывать длительное сопротивление на всём протяжении советско-германского фронта.

Особенно это было заметно на белорусском направлении. Так, на 7 дивизий 4-й армии РККА в районе Бреста численностью чуть более 70 тысяч человек приходилось 20 дивизий вермахта, численностью свыше 460 тыс. чел. Более чем двукратное превосходство у немцев было в артиллерии, танках и авиации. Советские авиадивизии не могли оказать достаточную поддержку передовым частям РККА, так как находились на стадии формирования. Взлетно-посадочные площадки только строились, а запасы горючего и бомб, размещенные преимущественно в ближайших к границе авиагарнизонах, моментально попали под первый уничтожающий удар люфтваффе.

Дислокация передовых частей РККА также вызывала много вопросов. На Львовском и Белостокском стратегических выступах было сосредоточено большое скопление живой силы и техники, очевидно, с целью нанесения сходящихся танковых контрударов по правому и левому флангам основной наступающей группировки немецких войск. Однако вермахт ударил под основание этих выступов, чем фактически отрезал основные силы от второго стратегического эшелона.

В кратчайшие сроки, меньше чем за неделю в районе Белостока, Гродно и Слонима были окружены и разгромлены 3-я и 10-я армии РККА, противник захватил огромные запасы материально-технических средств и вооружений, что способствовало дальнейшему успешному продвижению танковых дивизий вермахта. Дорога на Минск для них была фактически открыта.

Белостокская трагедия

«Белостокский балкон», как называли немцы Белостокский выступ, несомненно был очень соблазнительным плацдармом для советских военных стратегов в возможной войне с Германией. Ведь отсюда открывались два перспективных направления для нанесения прямых ударов по Варшаве и Восточной Пруссии. Впрочем, советское командование прекрасно осознавало и уязвимость этого «ударного кулака», который легко было взять в клещи со стороны южного (брестского) и северного (гродненского) направлений и поэтому заблаговременно усилили позиции флангов.

На Белостокском направлении были собраны лучшие части 3-й, 4-й и 10-й армий (в последнюю входил самый боеспособный 6-й механизированный корпус и самый лихой – тоже 6-й – казачий кавалерийский корпус имени И. В. Сталина). Почему же они продемонстрировали полную растерянность к началу гитлеровского вторжения?

Одной из причин этого является запоздалая директива военного совета фронта, которая поступила почти спустя полтора часа после начала блицкрига. Она призывала «поднять войска и действовать по-боевому», в то время как гитлеровские танки уже утюжили позиции РККА. Директива № 2, которая была отправлена в 7 часов 15 минут, была еще более странной. Она требовала разбить противника не переходя границу. Такое ощущение, что советское руководство не осознавало, что произошло и Сталин все еще надеялся, что это провокация либо самоуправство отдельных немецких генералов.

Лишь к вечеру первого дня войны в Директиве № 3 верховное командование потребовало нанести решительные контрудары по немецким частям, которые при хаосе, царившем в 3-й и 10-й армиях, уже не представлялись возможными. Общую панику усилил тот факт, что в ночь на 23 июня Белостокскую область покинуло все её политическое руководство, включая сотрудников НКВД и НКГБ.

25 июня Ставка принимает еще одно запоздалое решение – срочно отвести войска с Белостокского перешейка. Однако для генерала Павлова, командовавшего войсками Западного фронта, это было фактически невыполнимое задание. Подконтрольные ему войска 3-й и 10-й армий находились под жесточайшим натиском немецких частей и к тому же почти не имели противотанковой артиллерии, подкрепления ждать было неоткуда. Через три дня Минск был взят.

Генерал-майор Борис Фомин, начальник оперативного отдела штаба 12-й Армии Белорусского особого военного округа в своих воспоминаниях отмечал, что Павлов неоднократно ставил перед высшим командованием вопрос передислокации войск округа из глубины в приграничные районы, чтобы предотвратить разрывы между соединениями, однако его просьбы не были услышаны.

Виновны все

Поражение под Минском стало тяжелым ударом для советского руководства. 28 июня на встрече с членами Политбюро Сталин в сердцах бросил: «Ленин оставил нам великое наследие, а мы, его наследники, всё это просрали». Генерал Павлов «за трусость, самовольное оставление стратегических пунктов без разрешения высшего командования, развал управления войсками, бездействие власти» был приговорен к высшей мере наказания и расстрелян. Но, очевидно, что предпосылки трагедии на Белостокском выступе были заложены еще на предвоенном этапе и ответственность за нее должно нести всё высшее военно-политическое руководство страны.

За прошедшие два года с момента подписания пакта Молотова-Риббентропа германская военная машина, получив опыт европейской кампании, тактически и технически оказалась лучше готова для ведения оперативных военных действий, чем РККА. Советские войска все еще находились на стадии реорганизации, испытывая острый дефицит квалифицированных кадров. Как писал Жуков, незавершенность перевооружения дала дополнительные преимущества противнику, «который и без того превосходил наши войска в количественном и качественном отношении».

Армия не была готова к войне и морально, так как политическое руководство всячески пресекало любые разговоры на тему возможного столкновения с Германией, называя их «неуклюже состряпанной пропагандой» лиц, заинтересованных в разжигании вражды между Берлином и Москвой. Хотя нам доступны многочисленные документальные свидетельства того, что в Кремле получили достаточно сигналов, чтобы считать угрозу вторжения Германии реальной.

Тем удивительнее факт, что даже в ночь вторжения командиры многих приграничных соединений держали свои части «в ненадлежащей боевой готовности». Некоторые подразделения в ту роковую ночь оказались в казармах, летних лагерях и на строительных работах. Жуков в своих мемуарах отмечает, что командование на местах зачастую боялось проявлять инициативу, так как было воспитано в атмосфере страха и боязни самостоятельных действий, привитых «ежовщиной» и «бериевщиной», но ответственность за это, по мнению маршала Победы, нес лично Сталин.

Катастрофа на Белостокском выступе была лишь одной из многих, которые пришлось пережить СССР в первые месяцы той страшной войны. Увы, ее ошибки были учтены далеко не сразу. В августе похожая ситуация сложилась под Киевом, где большая группировка советских войск оказалась зажата с двух сторон наступающими германскими частями. Сталину тогда доложили об опасности котла и предложили вывести войска за излучину Днепра, однако вождь не поверил в реальность этой опасности и приказал держаться до последнего. Итогом бездействия стал Киевский котел, куда попало не менее полумиллиона красноармейцев.