Блокадный дневник Юры Рябинкина: почему он страшнее записей Тани Савичевой

Дневники детей блокадного Ленинграда – пронзительное свидетельство ужаса Великой Отечественной войны. Мировую известность получил дневник Тани Савичевой – 12-летней девочки, которая делала записи всякий раз, когда умирал кто-то из членов её семьи. Однако ещё страшнее в каком-то смысле дневник старшеклассника Юры Рябинкина. Записи мальчика показывают, как в условиях голода рушатся даже основополагающие человеческие ценности – отношения между родителями и детьми.

Мальчик из хорошей семьи

К началу войны семья Рябинкиных в Ленинграде состояла из трёх человек – матери, Антонины Михайловны Рябинкиной, и её детей – старшего сына Юрия, закончившего восьмой класс, и младшей дочери Ирины.

Антонина Рябинкина работала в обкоме заведующей библиотечным фондом, и семью можно было назвать зажиточной – она даже имела прислугу. Юра Рябинкин начал вести дневник 22 июня 1941 года. Летом мальчику пришлось работать на строительстве бомбоубежищ, но всю тяжесть предстоящих испытаний он на тот момент себе не представлял. 2 сентября Юре исполнилось 16 лет, а через неделю немцы и финны взяли Ленинград в кольцо блокады. С тех пор трудности всё время только нарастали, причём бомбардировки и регулярные воздушные тревоги были не самым страшными для ленинградцев.

Юра Рябинкин был начитанным и умным подростком, многие страницы его дневника обладают литературными достоинствами. Их не случайно сравнивают со знаменитым дневником Анны Франк. Шаг за шагом Юра описывал, как рушится его привычная жизнь.

Сначала Антонине пришлось уволить служанку. Затем стало известно, что Рябинкиных «уплотняют» – 18 сентября в их квартиру вселили управляющего стройтрестом с его женой Анфисой Николаевной.

Ещё недавно Юра размышлял о собственном будущем, переживал о невозможности стать моряком из-за болезни. Он следил за ходом событий на фронте и даже фантазировал, как можно отогнать гитлеровцев от Ленинграда. Однако когда начался голод, прежние интересы отошли на задний план.

К счастью, Рябинкиным помогала только что вселённая соседка, которая делилась с ними продуктами. Юра видел социальное расслоение и неравноправное положение людей в осаждённом городе, но размышлять о причинах такого положения вещей не решался.

«Самое обидное, самое что ни на есть плохое для меня – это то: я здесь живу в голоде, в холоде, среди блох, а рядом комната, где жизнь совершенно иная – всегда хлеб, каша, мясо, конфеты, яркая эстонская керосиновая лампа, комфорт. Это называется завистью – то, что я чувствую при мысли об Анфисе Николаевне, но побороть её не могу», – сокрушался он 29 октября.

«О господи, что со мной происходит?»

Из-за тяжёлого положения отношения в семье Рябинкиных сильно ухудшились.

«В нашей семье – всего-то 3 человека – постоянный раздор, крупные ссоры… Мама что-то делит, Ира и я зорко следим – точно ли… Просто как-то не по себе, когда пишешь такие слова», – писал Юра.

В какой-то момент Антонина, вероятно, оказалась морально готова пожертвовать сыном ради спасения дочери. Некогда Юра был «добытчиком», он выстаивал очереди на морозе и порой буквально с боем приносил для семьи еду. Однако из-за голода мальчик стал вялым и слабым, у него обострился хронический плеврит. От чрезмерного употребления воды (чтобы заглушить голод) у подростка опухло лицо.

Юра не может смириться с раздором в семье, он бесконечно занимается самоанализом, ищет в себе признаки «эгоизма», «бесчестия», «позора» и «отсутствия совести».

«А ведь что со мной было? – упрекает он себя. – Ел кота, воровал ложкой из котелков Анфисы Николаевны, утаскивал лишнюю кроху у мамы и Иры, обманывал порой их…»

Однажды по пути домой Юра съедает какао с сахаром, и мать желает ему подавиться «уворованным».

В конце декабря школьник нередко возвращается мыслями в довоенное время и понимает, что это было «счастье».

3 января 1942 года Юрий записал, что мать с Ирой собираются от него уйти, так как Антонина считает, что ему не выжить.

«Мама сейчас такая грубая, бьёт порой меня, и ругань от неё я слышу на каждом шагу, – признавался автор дневника. – Но я не сержусь на нее за это, я – паразит, висящий на её и Ириной шее».

Последняя разборчивая запись датирована 6 января – голодный мальчик жалуется на семейные сцены и на то, что его покидают силы.

«О господи, что со мной происходит? И сейчас я, я, я...», – таковы последние слова дневника.

Предположительно, была и вторая тетрадка, где остались лишь отдельные бессвязные слова вроде «хочу есть» и «умираю».

Известно, что Антонина с Ирой 8 января эвакуировались в Вологду, а совершенно обессиленный Юра остался в холодной ленинградской квартире. Он умер в 1942 году, но ни дата, ни место смерти точно не известны. Сама Антонина Рябинкина скончалась в Вологде 26 января, её дочь Ирина до 1945 года находилась в детдоме. Открытие и публикация в журнале «Смена» в 1970-х годах дневника её брата стало для Ирины Рябинкиной сюрпризом – она утверждала, что никогда не видела его пишущим.