Солдаты и офицеры вермахта стали массово попадать в советский плен уже в 1942 году. Большая партия пленных были захвачена по время битвы за Сталинград – тогда в плен попало 89 тыс. человек.
Во время войны их труд был незначительным, но после Победы военнопленные принимали активное участие в восстановлении народного хозяйства. Они строили заводы и новые города, железные дороги и шоссе, добывали уголь, руду и даже уран. С 1943 года по 1950 год они выполнили работ на сумму в 50 млрд рублей.
Весточка домой
В соответствии с приказом НКВД от 13 июля 1945 года военнопленные из Германии, Венгрии, Австрии и Румынии имели право отправить своим семьям одно письмо в месяц. Через Центральное справочное бюро по делам военнопленных при исполкоме союза обществ Красного креста и Красного полумесяца, письма поступали в общества Красного креста разных стран, откуда их доставляли адресатам. Второе письмо в месяц позволялось посылать только «передовикам производства» и осведомителям, сотрудничавшими с оперативными работниками НКВД.
Разумеется, все письма проходили строгую цензуру в спецотделе наркомата ГБ. Строго-настрого запрещалось писать родным о месте расположения лагеря, о характере работы, сообщать информацию о других военнопленных, в особенности, об их болезнях или смертях.
Можно было рассказать семье о состоянии своего здоровья, бытовых условиях и «о политических настроениях». Для писем военнопленным раздавали почтовые карточки.
Как пишет в статье «Военнопленные в Сибири: труд, быт и человеческие судьбы» историк Сергей Семенович Букин, разрешение писать вызвало недоверие. Вчерашние солдаты и офицеры перешептывались, что Советы делают это, чтобы узнать адреса родных. Но соблазн оказался сильнее. В первый же месяц почти все военнопленные воспользовались возможностью написать домой. А день, когда они получили ответы из дома, стал настоящим праздником. Весточки из дома улучшали моральное состояние военнопленных, угнетенное состояние сменялось ожиданием.
«Здоровье у меня хорошее»
По данным историка Арсения Дмитриевича Абросимова, которые он приводит в работе «Анализ почтовой переписки военнопленных вермахта лагеря No270 МВД СССР» за последний квартал 1947 года немецкие военнопленные написали на родину 26 041 письмо, а получили 19 672 письма. В течение двух первых месяцев 1948 года на запад ушло 21 570 писем.
Писали о насущном. Осенью 1946 года Карл Прицлафф из-под Новосибирска поздравлял жену Герду с рождением дочери, заранее поздравлял с Рождеством, писал, что здоров и выражал надежду на скорую встречу. Унтер-офицер Герхард Беккер в письме брату Антону завидовал, что тот попал к американцам в Норвегии и уже вернулся домой: «Ты счастливее, чем я» и сообщал, что «здоровье у меня хорошее. Работаю на прожекторном заводе».
Настроения у военнопленных были разные. Особенной мрачностью отличался офицерский состав. Многие уже в лагерях начинали учить английский язык, надеясь, что «запад их освободит».
Бывало, военнопленные в письмах открыто говорили о политических пристрастиях. Например, некий Л.К. писал, что военнопленные «должны быть благодарны Советскому правительству, о нас заботятся... поддерживают здоровье и на международных конференциях отстаивают интересы немецкого трудового народа...»
Другой военнопленный не разделял оптимизма и писал о непрочности СССР, считая, что любое вторжение из капстран приведет к падению страны, так как «капиталистические страны имеют сильную экономику, военную технику и главное — атомную бомбу».
Часты были и антисоветские высказывания; они не носили аргументированного характера, а вызвались ненавистью. К примеру, военнопленный Ц. писал, что Единая социалистическая партия Германии – инструмент СССР и не отражает «чаяния немецкого народа».
Свои настроения офицеры распространяли и среди солдат, однако многие сознательно отказывались от пропаганды нацизма.
«Холода миновали...»
Бывало и так что военнопленные нарушали запрет и писали о расположении лагерей и условиях содержания. Некий А.Ю. указывал, что три недели назад их перевели «в зондерлагерь Ёгла», где нет света, и казармы освещаются керосинками, но он надеется, что его скоро отправят на родину. Рядовой К.Г. извещал жену, что дома будет рад свекле и хлебу, так как наголодался.
Иногда военнопленные значительно преуменьшали в письмах свой рацион. В одном из писем, задержанных цензурой, указывалось, что единственный способ остаться в живых – это попасть домой. Военнопленный просил родных переправить ему денег, чтобы можно было купить «хоть 100 граммов хлеба». Историки считают это ложью, и указывают на «официальный» паек, полагавшийся военнопленному в сутки: 600 граммов хлеба, 300 граммов картофеля, 100 граммов капусты, 70 граммов крупы, по 10 г. муки и вермишели, 30 гр. мяса и 50 гр. рыбы.
Однако в условиях, когда большинство населения СССР не имело такого питания, вряд ли военнопленным доставался полный рацион.
Многие немцы старались писать с оптимизмом, понимая, что их семьям тоже несладко и надеясь, что цензор не задержит весточку домой. Военнопленный Ш.Г. сообщал жене в Кернтен, что «...холода миновали. У нас новая столовая, в лагере покупаем пиво, бутерброды с сыром, колбасой и маслом. Каша, хлеб, сахар, рубленые котлеты — это нам доступно.... Я много читаю и смотрю кинофильмы».
Х.В. Писал домой в Брилинбах: «У нас такие хорошие условия, что, пожалуй, в Германии сейчас живут не многие, так как мы».
Письма из Европы
Бывало, что цензоры задерживали письма из Германии, в которых описывалось бедственное положение немецкого народа.
В письме из Дрездена было написано следующее: «Сегодня воскресенье. Мы уже покушали. Много нам не дают, достаточно для того, чтобы не умереть от голода. Лучше погибнуть от бомбежки...». Из Грацер-шлюса пришло такое послание: «Когда у нас соединилась американская и английская зоны, продовольственное положение ухудшилось. Если не поступит помощь, произойдет катастрофа».
Были письма пропагандистского характера от бывших военнопленных, перебравшихся в американскую зону. Военнопленный Л. написал письмо лагерной культбригаде, в котором расписывал, как хорошо у американцев, где он «наконец ощутил себя безопасности» и плохо в «советской зоне».
Из Магдебурга в Сибирь однажды пришло письмо, где говорилось, что «Зима была суровой, сейчас свирепствует голод, особенно в Западной зоне. В управлениях руководящие должности занимают фашисты, которые перебираются из Советской зоны, ведут грабительскую политику против народа. Нацисты и изменники родины спекулируют на деньги капиталистов, которые их поддерживают, так как они против рабочих. Все это доказывает, что только рабочий класс является верным сыном родины и в силах построить советскую Германию».
Домой!
Репатриация военнопленных на родину началась почти сразу после Победы. Первые партии отправились в Германию уже в июне 1945 года. Однако поначалу домой отправляли лишь калек, раненых, дистрофиков и больных туберкулезом.
Возвращение здоровых военнопленных началась в 1947 году. Оно зависело не только от экономики страны, но и от взаимоотношений между странами. Так, 15 мая 1947 года было решено отправить на родину венгров, в августе – австрийцев, а немцев стали массово репатриировать только в 1948 году. Последний немецкий военнопленный покинул лагерь под Новосибирском в 1949 году. Репатриация растянулась на десятилетие – в 1956 году в СССР еще оставалось 518 тыс. военнопленных.
Были немцы, которые оставались. Так, под Новосибирском молодой немец Артур Фельгендреер влюбился в девушку немку, репатриированную сюда из Поволжья и работавшую в совхозе УВД No2 в поселке Мирный. Так как вся семья немца погибла при бомбежках, он принял гражданство СССР и остался жить в Сибири. Правда, совсем уж счастливого конца у этой истории нет. После распада СССР Фельгендреер, уже патриарх большого семейства вместе с внуками, зятьями и невестками уехал в Германию.
Источник:
© Русская Семерка
