Последние дни октября 1941 года для жителей Крыма были наполнены тревожным ожиданием. Уже было ясно, что немцы войдут на полуостров и покинуть его уже невозможно. Немало людей, особенно пожилых, переживших немецкую оккупацию Крыма в 1918 году, утешали себя и знакомых: мол, немец — он строг, порядок любит, потому жестокостей и грабежей не будет. Но ожидания оказались далеки от реальности.
Не успели увезти
Ещё в сентябре среди крымчан, ощутивших на себе все прелести бомбёжек люфтваффе и следивших по радио за наступлением гитлеровской армии, всё-таки ещё было сильно убеждение, что полуостров «не сдадут». Словно в подтверждение, власти не торопились с эвакуацией. То ли, чтобы не создавать панику, а может, потому что все силы были брошены на другое. Так же дело обстояло и с эвакуацией культурного наследия - экспонаты оставались на своих местах, а от музейных хранилищ не отбывали грузовики.
Тем не менее самое ценное работники музеев, словно предчувствуя нехорошее, старались упаковать или хотя бы подготовить к отправке. В Центральном музее Тавриды до сих пор сохранилась часть документации на вывезенные вещи. И, что удивительно, некоторые из них — несколько вещей из этнографической коллекции, две вазы в китайском стиле, числившиеся эвакуированными, по сей день хранятся в музее. Возможно, их просто оставили в последний момент.
8 октября 1941 г. работник Наркомпроса товарищ Шиндель принял в Центральном музее Крымской АССР (так тогда назывался Республиканский краеведческий музей) сорок один надлежащим образом оформленный и опечатанный ящик, одну медную пушку и одну мортиру времен обороны Севастополя.
Все это добро сдавалось Александру Шинделю «для эвакуации за пределы Крыма». Сорок один, даже внушительных размеров, ящик — это только часть того, что смогли упаковать и приготовить к отправке из Симферополя, куда вот-вот войдут немецкие войска — а это случилось меньше чем через две недели. Конкретных указаний, что именно следует эвакуировать, не было, поэтому каждый из руководителей крымских музеев решал это самостоятельно.
До войны Центральный музей Крымской АССР имел богатейшую этнографическую коллекцию, ее собирали экспедиции, объезжавшие национальные районы полуострова. Каждая вещь была уникальна, непохожа на другую. Большая часть этой коллекции, 1193 единицы, уехала в тех самых ящиках. Туда же поместилось и собрание древних монет, 14972 штуки. Множество древнегреческой керамики, скульптуры, часть золотых и бронзовых украшений, найденных при раскопках Неаполя Скифского. Ещё — редчайшие книги из научной библиотеки, 3837 томов.
Но Александр Шиндель вез «груз» куда более драгоценный, чем ящики из музея, — поскольку он работал в наркомате просвещения Крымской АССР, ему поручили сопровождать эшелон с воспитанниками детского дома. Детей он довез на северный Кавказ в целости и сохранности. А ящики под его присмотром доехали до Армавира. Что случилось потом, точно неизвестно: то ли был разбомблен железнодорожный пакгауз, куда сложили груз, то ли сам эшелон. Уцелела ли хоть часть коллекций — остается загадкой. После войны Александр Шиндель об эвакуации музея старался не вспоминать: «органы» долго «работали» с ним, но в конце концов обвинений никаких не выдвинули.
Печальной оказалась судьба Симферопольской картинной галереи. После войны из всего довоенного собрания уцелели 77 работ. К счастью, большая часть коллекции сохранилась - две трети их перед войной были переданы для выставок в другие музеи. Официальная версия такова: ящики с картинами погибли 27 октября 1941 года в Керченском порту при бомбёжке. Однако после войны «всплыла» одна из картин — «Натурщица» Репина. Её для музея приобрели в 1947 году, и полюбоваться на неё могут посетители Симферопольского художественного музея. Судьба остальной коллекции неизвестна до сих пор.
Руки загребущие
Кое-что от загребущих рук оккупантов удалось спрятать. История о музейных тайниках изложена в воспоминаниях Александра Полканова, занявшего накануне оккупации Симферополя должность директора музея, этот документ находится в фондах Государственного архива в Республике Крым. Посвященных в тайну было трое: сам директор, хранитель Дойч и препаратор Глобенко. «Устроили в самом музее, в сараях и во дворе пять вместительный тайников, — писал Александр Полканов. — В одних случаях были сделаны фальшивые стены из фанеры, побеленные известью в длинном коридоре, два помещения во флигеле были замаскированы старыми парниковыми рамами...»
Большая часть содержимого тайников представляла собой... статуи и бюсты Ленина и Сталина, а также барельефы вождей, гипсовые медальоны с их изображением. Большие статуи уложили в сарае на полу, навалив на них горы разного хлама. Однако были в тайниках и другие экспонаты — эскизы кисти Самокиша, картины Айвазовского и Богаевского, старинный фарфор и книги, вещи из отделов археологии и этнографии.
Фашисты вошли в Симферополь 2 ноября. И сразу же отправились в музей — но вовсе не ради того, чтобы взглянуть на экспозиции.
«В ноябре 1941 года отдельные группы немецких солдат врывались в помещение музея и забирали... предметы фабричного и кустарного производства, в том числе носильное платье, музейный инвентарь. В этом же месяце неизвестной немецкой частью были взяты из музея якобы для оборудования офицерского клуба часы стенные старинные, мебель карельской березы, мебель орехового дерева, мебель дубового дерева». Это цитата из акта об ущербе, причиненном Центральному музею Тавриды.
Потом грабеж принял более организованный характер. Шмидт, начальник Крымской группы эйнзацштаба Розенберга (это подразделение в числе прочего занималось вывозом ценностей с оккупированной территории), был неравнодушен к старинной мебели. А «представитель науки» профессор археологии Штампфус отбирал наиболее выдающиеся археологические экспонаты (не пренебрегая изделиями из золота).
Офицер СС со смешной фамилией Карасик и руководитель отдела пропаганды Манс тоже основательно приложили руки к грабежу музея. Научная библиотека лишилась примерно двух тысяч книг, немцев особенно интересовали карты, работы по экономике и этнографии.
Ценности упаковывали в Алупкинском дворце-музее, их увезли в порт и должны были погрузить на судно «Армения» — то самое, что затонуло, унеся, как минимум, пять тысяч жизней. Что-то из экспонатов там, на складе в порту, обнаружил директор музея Степан Щеколдин уже после того, как немцы вошли в Ялту. «Как только начала работать комендатура и организовалось городское управление, я обратился туда с просьбой разрешить мне поездку в Ялту, чтобы узнать о судьбе вывезенных музейных ценностей, — писал он потом в своей книге «О чём молчат львы». — На попутном грузовике приехал в Ялту. Склад был раскрыт настежь. Страшно было видеть: на полу валялось несколько листов, втоптанных в землю грязными сапогами. Из 43-х ящиков, вывезенных из музея, половина разграблены полностью».
Позже и Щеколдину удалось устроить в музее тайник, утаив от фашистов некоторые ценности. Но музей всё равно грабили.
Одна из самых загадочных историй о крымских музейных ценностях — пропавший «золотой чемодан». В нем хранились 719 ценнейших предметов из Керченского музея — в основном, вещи из археологических раскопок разных лет. Золотые маски, браслеты, кольца, медальоны, монеты и многое другое — чемодан весил 70 килограммов. Юлий Марти, заместитель директора музея по науке, довёз чемодан до Армавира, где передал на хранение.
Последний известный хранитель чемодана — Яков Лобода, работник Госбанка. Этот груз вместе с деньгами он переправил в партизанский отряд, где и сам стал воевать. Но до конца войны не дожил. Из отряда уцелело несколько человек, но ничего рассказать не могли: судя по всему, о содержимом знало всего несколько человек. Может быть, ценный, но отягощавший отряд груз был спрятан, не исключено, что даже поделен между посвящёнными в тайну. После войны в лесах, где действовал партизанский отряд, дети нашли золотую пряжку: как определили специалисты, античного времени. По описанию — из коллекции Керченского музея. Она была в том самом «золотом чемодане».
Источник:
© Русская Семерка
