«Реальных противоречий интересов Германии и СССР не имеется, жизненные пространства Германии и СССР хотя и соприкасаются, но в своих естественных потребностях не пересекаются. Тем самым какая-либо причина агрессивной тенденции одного государства против другого априори отсутствует. Германия никаких агрессивных намерений против СССР не имеет. Имперское правительство придерживается взгляда, что в пространстве между Балтийским и Чёрным морем нет такого вопроса, который не мог бы быть урегулирован к полному удовлетворению обеих стран».
С этой телеграммы рейхсминистра иностранных дел Иоахима фон Риббентропа послу Германии в СССР Вернеру фон дер Шуленбургу 14 августа 1939 года началось форсирование экстренных переговоров, завершившихся вечером 23 августа в Москве подписанием советско-германского пакта о ненападении и секретных протоколов к нему о разделе Восточной Европы на сферы влияния.
«24 августа, вылетая с нашей делегацией домой, – вспоминал Риббентроп, – я был убеждён, что желание Сталина и Молотова прийти к взаимопониманию с Германией в тот момент было искренним. Когда я докладывал Адольфу Гитлеру о московских переговорах, у меня сложилось впечатление, что и он, безусловно, воспринимал этот компромисс с Россией всерьёз».
Как среди своих партайгеноссе
До начала Великой Отечественной войны руководители СССР и Третьего рейха, хоть и не на самом высшем уровне, но встретились ещё дважды. 28 сентября 1939 года в Москву повторно прилетел Риббентроп. Это было вызвано необходимостью уточнить ряд вопросов, связанных с оккупацией Польши армиями обеих великих держав. Переговоры вылились в подписание всеобъемлющего соглашения о дружбе и границе между СССР и Германией, открывшего дорогу целому ряду торгово-экономических и культурных договоров.
В политическом отношении Сталин солидаризировался с Гитлером. Хотя СССР и сохранял формальный мир с Великобританией и Францией, его нейтральная позиция была подчёркнуто дружественной по отношению к Германии. «Не Германия напала на Францию и Англию, а Франция и Англия напали на Германию, взяв на себя ответственность за нынешнюю войну», – заявил Сталин в газете «Правда» 30 ноября 1939 года.
Между руководителями великих континентальных держав складывалось как будто близкое взаимопонимание. «Сталин встал и произнёс короткий тост, в котором сказал об Адольфе Гитлере как о человеке, которого он всегда чрезвычайно почитал, – вспоминал Риббентроп о совместном ужине в Кремле после завершения переговоров 23 августа. – В подчёркнуто дружеских словах Сталин выразил надежду, что подписанные сейчас договоры кладут начало новой фазе германо-советских отношений».
Со своей стороны, Риббентроп и его коллеги были очарованы коммунистическими хозяевами Кремля. Про впечатления от своего второго визита в Москву рейхсминистр вспоминал: «Члены Политбюро... меня приятно обескуражили: я и мои сотрудники провели с ними вечер в весьма гармоничной обстановке. Данцигский гауляйтер, сопровождавший меня в этой поездке, во время обратного полёта даже сказал, что порой чувствовал себя словно среди своих старых партайгеноссе».
Смог бы Сталин добиться того, о чём не договорился Молотов?
А в ноябре 1940 года Вячеслав Молотов посетил Берлин по приглашению нацистских руководителей. Формально это был визит на самом высшем уровне: ведь именно Молотов занимал тогда пост председателя Совнаркома – главы советского правительства, следовательно, он был равен по дипломатическому рангу рейхсканцлеру Германии Адольфу Гитлеру. Но к тому времени обстановка сильно изменилась. Интересы Германии и СССР, похоже, столкнулись.
Во всяком случае, Молотов отверг предложение Гитлера присоединиться к оси Берлин—Рим—Токио за обещание поучаствовать в разделе Британской империи. Вместо этого, он выдвинул ряд срочных требований в Европе: базы на Босфоре и Дарданеллах и (как сообщает в своей книге «Никогда против России» сын рейхсминистра, Рудольф Риббентроп) выход в Атлантику через проливы Дании. По мнению ряда историков (в том числе Курта Типпельскирха), именно берлинская встреча убедила Гитлера в том, что Сталин собирается шантажировать его, и что требуется положить конец этому войной против СССР.
Молотов был известен в дипломатических кругах как «Господин Нет» (это прозвище унаследует потом его ученик Андрей Громыко). А каким мог бы оказаться итог переговоров на реально самом высшем уровне между СССР и Германией? Если бы зимой 1940/41 или весной 1941 гг. Сталин и Гитлер договорились о личной встрече где-нибудь? Смогли бы они тогда продолжить линию сотрудничества, заложенную московскими переговорами августа-сентября 1939 года?
Красная Армия в Лондоне, Индии и на Аляске
Конечно, всё зависело бы от того, насколько оба вождя смогли бы умерить свои аппетиты в отношении владений друг друга. Возможен ли был какой-то компромисс на почве очередного раздела – теперь уже не Восточной Европы, а всего Восточного полушария?
Очевидно, Сталину не удалось бы больше присоединять территории малой кровью. Ему пришлось бы вступить в войну с Великобританией (а в перспективе, вероятно, и с США). Но есть все основания считать, что теперь война завершилась бы полным поражением Великобритании. Части Красной Армии, переброшенные через Польшу и Германию на север Франции, смогли бы вместе с вермахтом принять участие в десантной операции на Британских островах. Вооружённые силы СССР могли нанести удар по британским позициям на Ближнем Востоке, в то время как со стороны Северной Африки по ним ударили бы германо-итальянские армии. Советский Союз контролировал бы нефть Персидского залива и получил выход к Индийскому океану. Можно полагать, что ещё в 1941 году Британская империя прекратила бы своё существование. Америка просто не успела бы вмешаться в развитие событий.
Не позже конца 1941 года Япония начала бы военные действия против США. Не занятые помощью Англии против Германии, США могли сосредоточить против Японии все силы. Однако союзником Японии мог стать СССР. Для советского оружия предоставлялся шанс завоевать Аляску. С использованием советских ресурсов Япония могла бы долго противостоять Америке. Впрочем, тут многое зависело от способности СССР и Японии договориться о разделе Китая.
Однако в Европе Гитлеру пришлось бы пойти на требуемые Сталиным уступки. В частности, предоставить СССР возможность окончательно разобраться с Финляндией, отказаться от влияния в Болгарии и содействовать утверждению СССР в Босфоре и Дарданеллах. Дальнейшие перспективы сотрудничества двух великих держав в Европе зависели бы от способности обоих лидеров учитывать взаимные интересы.
Весьма вероятно, что мир на долгие десятилетия приобрёл бы контуры вялотекущей войны между Германией, СССР и Японией, с одной стороны, США и британскими доминионами (Канадой, Австралией) – с другой. При этом Советский Союз обладал бы значительно большей сферой влияния, чем та, которую он позднее реально приобрёл в результате Второй мировой войны.