Ещё столетие назад баня была для русского человека не просто местом для мытья, а своеобразным «семейным храмом», где отмечались ключевые вехи жизни от рождения до смерти. Её история — это путь от сакрального, почти магического пространства деревенского быта к шумному и демократичному общественному заведению городской эпохи.
Ритуал между миром людей и духов
В крестьянской традиции баня занимала особое, двойственное положение. С одной стороны, это было место очищения, а с другой — пространство, считавшееся «нечистым» с точки зрения церковной сакральности. Туда не вносили иконы, а посещение бани и храма строго разделяли по дням недели (чаще всего мылись в субботу, чтобы в чистоте встретить воскресную службу).
Банный ритуал был строго регламентирован. Перед входом снимали не только одежду, но и нательный крест и пояс-оберег, словно входя в иную, пограничную зону. Мылись «сменами»: сначала дети, потом женщины, затем мужчины. Считалось, что после людей, ближе к полуночи, в баню приходила нечистая сила. Для этих незримых «посетителей» специально оставляли воду, веник и хлеб с солью. Здесь не только мылись. В бане принимали роды, оставляя роженицу с младенцем на несколько дней. Здесь же обмывали покойников, готовя их к последнему пути. Это был дом, где человек появлялся на свет и откуда уходил, своеобразный портал между мирами.
Городская общественная баня
С развитием городов баня превратилась из семейного святилища в шумное общественное учреждение, настоящий социальный клуб.
Первые общественные бани времён царя Алексея Михайловича предполагали совместное мытьё и женщин, и мужчин, но уже при Екатерине II оно стало резко осуждаться, появились отдельные женские и мужские бани. К XIX столетию их быт устоялся и стал стал особенно интересен.
“Небанными” считались только понедельник и вторник, когда в заведении можно было только купить напитки и перекусить при наличии буфета. По остальным же дням приходила вся обслуга и бралась за работу.
Тамара Левченко: как фронтовая медсестра чуть не увела Леонида Брежнева из семьи
Для начала посетителю предлагалось купить мыло, веник и мочалку из нескольких сортов. Далее, следовало сдать одежду в “раздевальную” и получить жестяной номерок, нанять банщика. Люди этой изнурительной профессии жили исключительно чаевыми и не имели права требовать фиксированную плату.
Поддавать воды на каменку разрешалось только им, и вот почему: нередко, напустив побольше пара, злоумышленники воровали чужие номерки, так что любой, кто брался сам за воду, мог навлечь на себя подозрения.
Помимо банщика можно было воспользоваться услугами мальчишек, которые стригли ногти, срезали мозоли, стригли и брили. В раздевальной порой даже пускали кровь, ставили банки и вырывали зубы.
Нормальным считалось, если такое происходило и в мыльне. В заведениях попроще одежду и вовсе брали с собой в “горячее” отделение, то есть, в парилку.
Если общественная баня состояла из мужской и женской частей, то разделялись только парилки и мыльни, так что когда кто-то выбегал из них на холод, рисковал столкнуться с человеком противоположного пола, впрочем, это не осуждалось. Дети младше 7 лет и вовсе могли находиться где угодно.
Учёные полагают, что в глубокой древности любая изба служила одновременно и баней, и жилищем. Потом, когда времена стали не столь суровы, постройки разделились.
Баня напоминала людям о старом доме ушедших дней, о прародителях, о “золотом веке”, который всем нам свойственно искать где-то в прошлом, отсюда и трепетное отношение к ней. Можно ли поставить в один ряд городское заведение чисто гигиенического толка и деревенский сруб, где рожали, обмывали младенцев и покойников, оплакивали невест? Баня изменилась до неузнаваемости, но это позволило ей остаться в нашей повседневной жизни, иначе, её ждала бы участь полузабытой традиции.
