Особый смысл того или иного тоста в традиции русского застолья зависит от ряда обстоятельств – времени, места, события, по поводу которого люди собрались за столом или в военно-походных условиях, когда «стол» только подразумевается.
Третий, он же «молчаливый», тост в русской традиции имеет двойное значение. В гражданской среде это тост «за любовь» (за женщин, дам и т.п.). Среди военных третью рюмку поднимают в память о погибших солдатах и офицерах.
Заздравная чаша: третья по счету
Российские лингвисты считают, что обычай произносить тосты на Руси (еще до появления этого англицизма), скорее всего, связан с обрядом испития чаши государевой заздравной (чарки, братины и т.п.). Как пишет кандидат филологических наук, специалист по исследованию Древней Руси Лидия Соколова, за здоровье царя или князя пили не только его светские подчиненные, но и монахи, носители священнического сана — это была обязательная процедура, за неисполнение которой сурово карали, поскольку сие питие должно было засвидетельствовать преданность самодержцу.
В своей работе «Чаши государевы заздравные» Лидия Соколова пишет о том, что тексты «предков» русских тостов — царских здравиц даже публиковались в церковных уставах (по крайней мере, в начале XV века, при великом князе московском и владимирском Василии I, в печатном варианте подобные здравицы уже существовали).
И это был тоже третий тост, если питие заздравной чарки не совпадало с каким-либо церковным праздником или именинами святого — первые две здравицы выпивали во славу Христа и Богородицы и только потом в честь того, кто «ниже по статусу».
Перед испитием заздравной чарки государю (князю) желали главным образом здоровья и благополучия. Текст заздравной чаши мог быть схож с молитвенным, как в случае со здравицей Борису Годунову. В тосте во славу Ивана Грозного кроме него самого упоминаются вторая жена царя и его брат.
Афганский след
Обычай поднимать третий тост за воинов-моряков на Руси существовал испокон веков, утверждает писатель-маринист Владимир Шигин в своей книге «Призрак на палубе». Причем, чокаться при этом нужно было обязательно – тем самым как бы подтверждалось: находившиеся в плавании живы и здоровы. Шигин, упоминая о третьем тосте, говорит именно о морской традиции, отсутствующей до некоторых пор в сухопутных войсках.
Мемуарная публицистика начала 90-х годов свидетельствует о том, что ритуал поднятия третьего поминального тоста среди военнослужащих Вооруженных Сил Советской Армии возник во время афганской войны (1979 – 1989 гг.). Один из ее ветеранов, капитан запаса, военный журналист Андрей Дышев, впоследствии издавший несколько книг об Афгане, так описывал афганский третий тост: они с товарищем, боевым офицером, поминали погибших, и визави Дышева оттолкнул протянутую к нему кружку с водкой (Дышев еще не знал, что при третьем тосте чокаться не принято); выпили молча.
Традиция поминать погибших на войне молчаливым третьим тостом укрепилась в военной среде с началом первой Чеченской кампании. Участник контртеррористических операций на Северном Кавказе Вячеслав Лазарев (писательский псевдоним Миронов) в своей книге «Я был на той войне» пишет, что третий тост у военных – самый главный. Пить при этом надо непременно стоя, молча и не чокаясь, до дна. Подразумевается, что выпивающий, принимая спиртное, вспоминает своих погибших боевых товарищей.
Лазарев убежден в исключительной важности данного тоста для настоящего воина: выпивающий должен осознавать, что если он погибнет, через годы другие офицеры поднимут третий тост и за него, вспомнят о достойном сыне Отечества.
В чем его священная сила
Сакральную сущность третьего тоста косвенно подтверждает известный петербургский священник, протоиерей Геннадий Беловолов, по мнению которого всякий тост суть «жанр светской молитвы, краткий символ народной веры». Российский историк, специалист по военной истории России XX века Елена Сенявская в своей книге «Психология войны в ХХ веке. Исторический опыт России», объясняя, в том числе, и феномен третьего тоста в военной среде, пишет, что любая война активизирует религиозные чувства и настроения, усиливает роли традиционных религий.
Современное российское общество, по Сенявской, остается в массе своей атеистическим, поэтому отход от традиционных проявлений религиозности способствует ее трансформации в «языческие» формы, что, в свою очередь, приводит к распространению искаженных и самодеятельных мистических практик. Ритуал поднятия третьего, памятного тоста за погибших – одна из них (в православной традиции в процессе поминовения усопших алкоголь никакой роли не играет, более того, апостольскими правилами он на поминках однозначно запрещен).
В атеистическом же мировоззрении священное значение, придаваемое третьему тосту в среде военнослужащих, знаменует нерушимую духовную связь с теми, кто в данный момент далеко – будь то «те, кто в море» или же пребывающие в ином мире.
Источник:
© Русская Семерка
