Какой выкуп платили душманам за пленных советских солдат

Конфликты в «горячих точках» 1980-1990-х годов отличались тем, что Женевскую конвенцию об обращении с военнопленными не соблюдали ни афганские моджахеды, ни чеченские ваххабиты. С захваченными русскими бойцами они обращались как с живым товаром, который можно было купить или продать.

Афганистан

Стоило советскому солдату в Афганистане отлучиться в кишлак, чтобы что-то продать местным жителям или, например, искупаться в реке, – и он мог стать лёгкой добычей моджахедов. Таких случаев, напоминавших, скорее, похищение, чем взятие в плен, были много. Полевые командиры душманов передавали захваченных русских друг другу – часто от мелких банд в более крупные.
Лётчик Су-25 Александр Кошкин в мемуарах вспоминал о разговоре с пленными афганцами. Они сказали ему, что если бы он оказался на их месте, то его продали бы за 3 миллиона афгани – столько стоило тогда 30 автоматов.
«Прейскурант на человеческие души у них всегда в уме. За жизнь лётчика – миллион афгани. Полковник стоит восемьсот тысяч, подполковник – на триста тысяч меньше. Капитан – двести, лейтенант – сто тысяч», – писал Кошкин в своей книге «Штурмовик».

Впоследствии пленных, как правило, меняли на моджахедов – одного русского за пятерых-шестерых исламистов. Бывший командующий 40-й армией генерал Борис Громов рассказывал, что иногда за советских солдат афганцы соглашались принять партии продуктов питания, горючего, лекарств, оружия. Ветераны кампании вспоминают, что за одного возвращённого пленника русские давали условный «грузовик муки». Иногда освобождение обходилось дешевле – однажды солдата удалось поменять на задний мост от грузовика ЗИЛ, необходимый мятежникам.
Душманы умудрялись делать деньги и на мёртвых: например, они попросили крупную сумму денег за труп военного переводчика Виктора Лосева. А журналистка из Италии Ориана Фалаччи утверждала, что даже руки и ноги убитых пленников афганцы продавали на базарах как трофеи.

Чечня

Куда больший размах, чем в Афганистане, продажа русских военнопленных и гражданских лиц приобрела в «независимой Ичкерии» при президенте Ельцине. Сказался «капиталистический» характер эпохи 1990-х, а возможно, и исторические «традиции» чеченцев (пленных из казачьих станиц они продавали в рабство ещё в XIX веке).

Торговля пленными велась не только во время первой чеченской войны, но и после неё. Вопреки Хасавюртовским соглашениям, предусматривавшим освобождение русских бойцов, сепаратисты сохранили живой товар, чтобы обменивать его на своих, например родственников, содержавшихся под стражей в России. Пленными расплачивались за услуги, их «одалживали» друг у друга. Полевые командиры могли отправить купленных русских солдат на разминирование территорий.
Своего рода «невольничий рынок» чеченцы устроили на площади «Трёх богатырей» в центре Грозного, хотя президент Масхадов и заявлял публично о недопустимости работорговли. Военнопленных покупали состоятельные чеченские кланы, чтобы превратить их в невольников. Такие рабы трудились, например, на чайных плантациях под Ведено, Итум-Кале и на многих других работах в сельской местности.

«Самой мелкой монетой на невольничьем рынке платили за российского солдата», – писал в воспоминаниях генерал Геннадий Трошев.
Сотрудник ФСБ Александр Гусак называл конкретные цены, существовавшие тогда в Чечне, – от 5 до 10 тысяч долларов. Из рядовых дороже ценились те, что помоложе и без хронических болезней. Иногда в целях будущего обмена на заключённых чеченцев к работорговцам поступали заказы на офицеров или пограничников.
Русских солдат, разумеется, выкупали и их убитые горем и наскрёбшие деньги всеми правдами и неправдами родственники. Иногда освобождение конкретных людей финансировали российские регионы. Так, Краснодарский край отдал по 25 тысяч долларов за освобождение из плена прапорщиков Москалёва и Солтукова. Рядовые Бережной и Батутин обошлись бюджету Кубани заметно дешевле – их обменяли на 40 тонн муки. Со временем захваченных на войне пленных для продолжения криминального бизнеса стало не хватать, и чеченские боевики приступили уже к похищению людей, в том числе солдат, в соседних регионах России.