История смертной казни в России — это не только хроника наказаний, но и эволюция отношения государства к последним минутам жизни осужденного. От долгого покаяния в Древней Руси до скоротечных сталинских расстрелов — ритуал прощания с жизнью всегда был зеркалом эпохи.
Дореволюционная Россия
В царской России казнь была не просто актом возмездия, но и публичным ритуалом с глубоким религиозным и воспитательным подтекстом. Согласно Соборному уложению 1649 года, приговоренные к смерти должны были шесть недель провести в «покаянных избах», отмаливая свои грехи.
Эта традиция определенного «гуманизма» сохранялась и века спустя. Государственные преступники — от декабристов до революционеров-«бомбистов» — имели право на последнюю исповедь, прощальные письма и встречи с близкими. Им позволялось произнести короткую речь перед казнью, что превращало экзекуцию в последнее публичное выступление.
Сталинская эпоха
С приходом советской власти, особенно в период Большого террора, ритуал был упразднен. Казнь превратилась в быстрый и безличный административный акт. Расстрелы чаще всего проводились в кратчайшие сроки после вынесения приговора, не оставляя времени не только на прощание, но и на осмысление.
Поэтому ни о каких «приготовлениях» осужденного к отходу в мир иной в данном случае речь никто не задумывался. Хотя случались и исключения, иногда смертникам продлевали жизнь, порой даже на несколько месяцев. В 1930-е годы, в самый разгар сталинского террора, у осужденного на смерть было ровно трое суток на подачу ходатайства о помиловании (правда, подавляющее большинство их не удовлетворялось). Такие прошения, в частности, подавали Григорий Зиновьев и Лев Каменев. Президиум ЦИК СССР рассмотрел их незамедлительно и оба отклонил – через день врагов народа расстреляли.
Что на самом деле случилось между Пушкиным и Дантесом?
В некоторых регионах Советского Союза в соответствии с приказом Наркомата внутренних дел от 9.07.1935 г. смертников перед расстрелом в НКВД фотографировали, чтобы затем сличать снимки с трупом. По воспоминаниям бывшего узника камеры смертников Бутырки эсера В.Х. Бруновксого, в 1920-х годах ОГПУ месяцами «докручивал» приговоренных к расстрелу, собирая таким образом компромат на других людей. Подобная практика была повсеместной и заканчивалась одинаково – приведением смертных приговоров в отношении «докрученных» в исполнение. Бруновскому в прямом смысле посчастливилось: как враг народа он с 1923 года в течение трех лет сидел с расстрельным приговором по различным московским тюрьмам, но «стучать» отказывался. Он был буквально чудом вытащен из заключения представителями иностранных дипмиссий и потом бежал с семьей на Запад.
Молиться разрешали, но держали в одиночках
При Хрущеве и Брежневе у смертников появилось больше времени на написание просьб о помиловании и кассаций. Как вспоминал Халид Махмудович Юнусов, руководивший в свое время одним из азербайджанских учреждений пенитенциарной системы СССР и сам многократно приводивший смертные приговоры в исполнение (один из немногих согласившихся раскрыть себя СМИ в этом качестве), смертникам в день расстрела о том, куда их ведут, не говорили, но многие догадывались и часто умирали от разрыва сердца, не доходя до расстрельной камеры. Передачи таким осужденным не полагались, гулять их не выводили. Питались они из того же котла, что и все заключенные. Смертника, по словам Юнусова, по прибытии в тюрьму отводили на прием к начальнику пенитенциарного учреждения, и «хозяин» обязан был сообщить осужденному о его праве написать прошение о помиловании, которое потом направлялось в прокуратуру республики и далее по вышестоящим инстанциям. Пока обращение шло на самый верх и разбиралось в Москве, смертника не расстреливали.
Согласно спецприказу МВД СССР, смертников содержали в одиночках, родственники могли посещать их только в исключительных случаях и только по личному разрешению председателя Верховного Суда. Кто просил, тому обеспечивали возможность молиться. Но, как вспоминают сами тюремщики и прокуроры, надзиравшие за соблюдением законности при расстрелах, подобных желающих среди воспитанных в духе атеистической идеологии заключенных было мало. Пустячные просьбы типа последней сигареты перед смертью тоже выполнялись.
По инструкции нельзя было передавать родственникам ничего из личных вещей осужденного на расстрел, но если речь заходила, к примеру, о фотографии сына для матери, тюремщики могли правило и нарушить.
Что характерно, больных смертников в СССР не расстреливали. Их лечили до выздоровления, проводя регулярные медосмотры.
