Моральные нормы во все времена были способом выживания человечества, в том числе и в периоды вооруженных конфликтов. Были они и у летчиков, сражавшихся на Восточном фронте Второй мировой войны.
Не расстреливать парашютистов
Самое известное правило, соблюдавшееся советскими и немецкими авиаторами, — не расстреливать летчиков за пределами кабины. Это было частью негласного «морального кодекса».
Прыжок с парашютом был крайним шагом, к которому пилоты прибегали, если никаких других возможностей спасти самолет и спастись самим у них не оставалось. При этом русские летчики покидали самолеты, только убедившись предварительно, что крылатая машина не рухнет на жилые дома.
Почему же выпрыгнувших с парашютом щадили противники? Во-первых, этот поступок и так был опасным делом — случалось, что летчики гибли при приземлении, сталкиваясь с препятствиями. Во-вторых, сказывалось уважение к врагу — летчиков, по сравнению с пехотой, было мало, и они имели возможность оценить мастерство друг друга в воздухе.
Возможно, что подобное отношение к противнику восходит к традициям Первой мировой войны, когда летчиками становились отпрыски аристократических семей, хранившие заветы рыцарства. К тому же первые европейские военные авиаторы очень часто были знакомы друг с другом лично.
Стоит отметить, что в этом вопросе моральные убеждения летчиков даже перевесили мнения военных начальников.
Например, верховный командующий авиации рейхсмаршал Герман Геринг в 1940 году подумывал о том, чтобы издать приказ об обязательном расстреле выбрасывающихся с парашютом летчиков врага, однако против этого стали возражать его собственные асы. Один из лучших пилотов люфтваффе Адольф Галланд в разговоре с Герингом сравнил такой поступок с «бесчестным убийством» и заявил, что подчиняться подобному приказу не стал бы.
«Этот ответ я и ожидал от Вас услышать, Галланд», — вынужден был уступить рейхсмаршал.
«Кровожадностью», впрочем, отличалось не только немецкое командование. В пособиях ВВС РККА, изданных до войны, расстрел вражеских летчиков в воздухе расценивался как способ достижения «полной результативности» боя.
В целом отношение к тем, кто убивал спускавшихся на парашютах летчиков, было крайне негативное — как с немецкой, так и с советской стороны.
Например, когда ас люфтваффе Рудольф Мюллер, захваченный в плен в Заполярье, начал возмущаться, что русские открыли огонь по его уже подбитому самолету при заходе на посадку, «сталинским соколам» было что возразить.
«Он говорил, что это не по-рыцарски — расстреливать подбитого на посадке. А мы ему: "А наших летчиков, выпрыгнувших с парашютом, расстреливать в воздухе — это по-рыцарски?"», — вспоминал пилот Николай Голодников.
В тех случаях, когда советские летчики все же «нажимали на гашетку», расстреливая парашюты врагов, они оправдывались чувством мести, как, например, будущий маршал авиации Александр Покрышкин.
Оказавшись на территории противника, вражеские пилоты чаще всего сдавались в плен без сопротивления, поэтому рассматривались как источники ценной информации.
Другие негласные правила
Прочие правила авиации в большей степени предназначались для внутреннего пользования. Не случайно, например, возникло разделение на «стариков» и молодых летчиков. «Старики» не только «тренировали» своих менее опытных коллег, но и в боях не оставляли товарищей в беде, делая все, чтобы их спасти, порой даже ценой собственной жизни.
«Наш "Батя" перво-наперво обучал нас таким жизненным правилам, которые мы никогда не должны были забывать. Вот эти правила: "Сам погибай, а товарища выручай"», — вспоминал один из летчиков 224 штурмовой авиационной дивизии о наставлениях майора Володина, взявшего шефство над молодыми пилотами.
Что касается немцев, то у них, по свидетельству Ивана Кожемяко, тоже имелось «священное правило». Асы люфтваффе всеми способами стремились избежать боя на невыгодных для себя условиях и почти никогда не применяли лобовую атаку. В действиях фашистских пилотов преобладал холодный расчет. К счастью, русские быстро научились пользоваться этой предсказуемостью немцев и одерживать над ними воздушные победы.
Источник:
© Русская Семерка
