Вторая половина 1930-х в СССР – беспокойное время, когда принадлежность к высшей партийной элите не гарантировала неприкосновенности. Вот и теперь, казалось бы, всесильный нарком внутренних дел Николай Ежов поплатился за излишнее усердие и беспечность. Впрочем, многие уверены, что его участь была предрешена заранее.
На пике славы
Имя Николая Ежова сегодня прочно ассоциируется с Большим террором 1937-38 годов. Исполнительный и преданный, он готов был наказать любого неугодного партии деятеля, он готов был в любом найти врага народа. «Ежовщина» на два года погрузила страну в хаос масштабных репрессий. Но если у одних имя Ежова вызывало страх и трепет, то у других – любовь и восхищение. Советская печать все это время не уставала прославлять подвиги шефа НКВД, который крепко зажал в «ежовых рукавицах» врагов Советской власти и Коммунистической партии.
Вопреки расхожему мнению, Ежов не инициировал репрессии без предварительного согласования на самом верху. Так, с января 1937 по август 1938 года Ежов отправил Сталину около 15 тысяч отчетов о своей деятельности, среди этих сообщений были немало запросов на санкционирование той или иной карательной меры. За это время нарком побывал в кабинете первого лица государства не менее 300 раз и провел там свыше 850 часов – больше у Сталина находился только Молотов.
Размах, с которым действовал этот маленький (полтора метра ростом) и тщедушный человек, поражает. За период наиболее активных чисток через горнило подведомственных ему структур прошло свыше 1,5 млн человек, из них почти к 700 тысячам была применена смертная казнь. Обвинения, как правило, были стандартными: участие в контрреволюционном заговоре, связь с иностранными разведками, троцкизм. Следователи проверенными методами добивались нужных признаний, а затем без права на оправдание приговаривали обвиняемого к расстрелу.
Нередко к допросам присоединялся и сам Ежов, который любил вымещать свою злость на обреченных узниках Лубянки. Даже подопечные наркома содрогались от жестокости своего шефа. Тем не менее для сотрудников НКВД он оказался хорошим начальником: заботился об условиях их работы и увеличении денежного довольствия, которое росло гораздо быстрее, чем у кадровых военных и партаппаратчиков.
Вместе с ростом влиятельности Ежова рос и культ его личности. В его честь переименовали город Сулимов, о нем писали в газетах и школьных учебниках, ему посвящали парадные портреты и стихи. К началу 1938 года Ежов фактически являлся третьим лицом государства после Сталина и Молотова, он был в хороших отношениях с вождем и казалось, что так будет продолжаться и дальше. Но стрелки часов жизненного пути наркома уже начали обратный отсчет.
Спланированная многоходовка
Один из наставников молодого Ежова писал, что не знает более исполнительного работника, чем его подопечный: все, что ему поручено, гарантированно будет сделано. Но был у Ежова весьма существенный недостаток – он не умел вовремя остановиться, и за этим иногда приходилось следить. Вот и сейчас в разгар масштабных чисток нарком нуждался в тормозе. В болезненном стремлении выслужиться он явно перегнул палку.
Первый звоночек для Ежова прозвучал 8 апреля 1938 года. Совершенно неожиданно для него самого, его по совместительству назначают на должность наркома водного транспорта. В тот же наркомат перемещаются почти все люди Ежова из аппарата НКВД. Николай Иванович очевидно обо всем догадался: два года назад при схожих обстоятельствах наркомом связи назначили его предшественника на посту главы НКВД Генриха Ягоду, который после двухлетнего пребывания в подвалах Лубянки был расстрелян.
Второй звонок снял практически все иллюзии по поводу дальнейшей участи Ежова. В августе 1938 года его заместителем назначается опытный управленец, любимец Сталина, Лаврентий Берия. Ежов понял, что его готовят к смещению с должности: не мог только нарком уяснить, где же он проштрафился. Соратники Ежова также почуяли, что дело дрянь и стали прятаться. Комиссар госбезопасности Генрих Люшков бежал в Японию, начальник ленинградского УНКВД Михаил Литвин, не дожидаясь ареста, застрелился, а начальник украинского отделения НКВД Александр Успенский скрылся в неизвестном направлении.
Формальным поводом для снятия Ежова стали сигналы от бдительной «общественности», что он якобы недостаточно хорошо борется с врагами народа, игнорирует доносы активных сотрудников, из рук вон плохо организует работу наркомата и вообще беспробудно пьянствует. Ежова пригласили на заседание Политбюро и вынудили написать заявление по собственному желанию на имя Сталина. В своем послании вождю Ежов признал, что много ошибался, но делал это во благо страны и партии.
24 ноября 1938 года Ежова официально сняли с поста главы НКВД, но оставили на должности секретаря ЦК ВКП(б). Разжалованный нарком имел возможность присутствовать на партийных съездах, но права голоса ему уже не давали. Кульминационным моментом в судьбе Николая Ивановича стал арест его ближайшего помощника Михаила Фриновского, который сразу дал нужные показания против своего бывшего шефа. С слов Фриновского, Ежов продолжил антисоветскую деятельность своего предшественника Ягоды, наводнил наркомат шпионами и взялся за уничтожение неугодных ему людей. Тут все и началось.
9 апреля 1939 года Ежова снимают с должности наркома водного транспорта и на следующий день арестовывают. Это произошло на выходе из кабинета секретаря ЦК ВКП(б) Георгия Маленкова. О чем там шел разговор – неизвестно. Ежову предъявили ордер на арест, подписанный Берией, в последний раз провели по зданию ЦК и посадили в ожидавший у входа автомобиль.
Хрущев в своих воспоминаниях писал, что в тот день он был приглашен на кремлевскую квартиру к Сталину. В ходе беседы генсек ему сообщил о принятом решении арестовать Ежова, очень «опасного человека». По словам Никиты Сергеевича, Сталин в этот момент сильно нервничал, что с ним случалось крайне редко. Зазвонил телефон, после чего Сталин сообщил, что Ежова арестовали и ведут на допрос, – делился воспоминаниями Хрущев.
Конец «ежовщины»
Ежов прекрасно понимал, какое будущее ему уготовано, ведь он сам отлаживал механизмы беспощадной машины репрессий. Допрос с пристрастием вел самый способный ученик Ежова – Борис Родос. Николай Иванович решил не доводить дело до пыток подписал все, что хотели от него услышать. Он «признал», что сотрудничал с иностранными разведками – польской, немецкой, японской, – вел подрывную работу в партии и активно сотрудничал с троцкистской организацией.
Правда, во время финального заседания Военной коллегии Верховного суда СССР Ежов отказался от данных в кабинетах Лубянки признательных показаний, которые, с его слов, были выбиты под давлением. Однако на окончательный приговор это не повлияло. Ежова расстреляли 4 февраля 1940 года прямо в подвале Военной коллегии. На смерть Николай Иванович шел достойно, пел Интернационал, хотя и обещал умирать с именем Сталина на устах.
В советских СМИ об аресте и казни Николая Ежова не сообщали – всесильный прежде нарком канул в небытие, словно его и не существовало. В НКВД подчистили все архивы с упоминанием имени Ежова, его убрали из энциклопедий и Краткого курса истории ВКП, удалили со всех фотографий с членами ЦК. Всему, что носило имя Ежова было возвращено первоначальное название.
Позднее в разговорах с соратниками Сталин неоднократно с негодованием отзывался о личности Ежова, называя его меpзaвцем и pазлoжившимся человеком, погубившим много честных товарищей. Однако сегодня многие историки признают, что никакого внезапного прозрения у генсека не было. Ежова изначально выбрали на роль чистильщика, чтобы сделать его в конце концов козлом отпущения. Аналогичная процедура была проделана ранее с Генрихом Ягодой.
Острая фаза репрессий миновала и Сталину понадобился более умеренный в своей исполнительности и преданности помощник. Берия в короткие сроки вычистил аппарат НКВД от людей Ежова и приступил к реорганизации наркомата. Особое внимание он уделил содержанию заключенных, в первую очередь тех, кого привлекали к стройкам: они получали зарплату и могли рассчитывать на сокращение срока заключения. По инициативе Берии реабилитировали многих видных деятелей науки и культуры, некоторых из них нарком взял под свою личную опеку. Репрессии на этом не закончились, но их интенсивность резко пошла на убыль. Новая волна репрессий захлестнула СССР только с окончанием войны.
Источник:
© Русская Семерка
