Согласно теории «Окна Овертона», сознание масс постоянно подвергается обработке. Демонтаж настроений, вкусов и моральных принципов идёт не быстро, но идёт. И мы все - главные участники этого процесса.
Сегодняшнее глобальное геополитическое противостояние — это не война регулярных армий или конкуренция экономических систем, а, прежде всего, «борьба смыслов». Но как внедрить тот или иной образ в достаточно консервативное и не склонное к резкой «смене курса» массовое сознание, особенно если ваша идея — полная противоположность всем прошлым привычкам и моральным принципам?
Ответ даёт модная ныне теория «окна», то есть незримой границы, обозначающей готовность или неготовность общества принять ту или иную идею. Попробуем разобраться в этой опасной политической технологии, названной по фамилии своего создателя, американского инженера и политолога Джозефа Овертона (1960-2003), погибшего в автокатастрофе в самом расцвете сил.
Однажды Саадат заметила, что её сын Турал боится лошадей... Сначала она купила карликового пони, ростом чуть выше табуретки. Бояться такого горбунка было совершенно невозможно, Турал катался на малютке с удовольствием. Теперь вот отдала сына в Пони-клуб, где лошадки уже побольше. А со временем, года через три-четыре, мальчик будет и на рысаках ездить. Весь фокус в постепенности.
Борис Акунин. «Чёрный город»
Как бы мы ни потакали сиюминутной моде, средний человек отнюдь не готов к радикальным переменам и резкой смене устоев, особенно если они ломают базовые ценностные установки и глубоко укоренившиеся традиции. Согласно принципам «Окна Овертона», выход прост: корректировать «шкалу дозволенного» не сразу и одномоментно, а постепенно, шаг за шагом, чтобы обыватель не осознал катастрофичности общего вектора изменений.
Характерный пример — нацистская Германия. Сначала создаётся теоретический базис, мол-де, мы — «высшая раса», а вы — «унтернменши», недочеловеки. Выпускаются «научные» работы, подтверждённые «исследованиями» археологов, этнографов, лингвистов. Вопрос начинают широко освещать в газетах, «проблему» обсуждают и в рабочих столовых, и в аристократических гостиных.
Дискуссия происходит на фоне объективной реальности: углубляется экономический кризис, но теперь-то, кажется, известно, кто виноват. Создаётся большое количество партий с ультранационалистической риторикой, одна из которых захватывает власть. По улицам каждого города начинают маршировать штурмовики с нацистскими лозунгами. На дверях еврейских магазинов пишут мелом оскорбления.
Потом, во время печально известной «Хрустальной ночи», по стране прокатывается волна антисемитских погромов. И общество, с равнодушием, а то и с одобрением принявшее все предыдущие этапы, спускается ещё на одну, последнюю ступеньку: людей «неправильной» национальности хватают и тащат на убой в лагеря.
Итак, слон большой, но его можно съесть по частям.
Последовательность заголовков парижских газет в марте 1815 года, по мере приближения Наполеона, сбежавшего из ссылки на острове Эльба. Первое известие: «Корсиканское чудовище высадилось в бухте Жуан». Второе известие: «Людоед идет к Грассу». Третье известие: «Узурпатор вошел в Гренобль». Четвертое известие: «Бонапарт занял Лион». Пятое известие: «Наполеон приближается к Фонтенебло». Шестое известие: «Его императорское величество ожидается сегодня в своём верном Париже».
Евгений Тарле. «Наполеон»
Широко известно такое понятие, как «медийная повестка» — упрощённо говоря, то, что в данный момент обсуждают больше всего. По мнению современной политологии, значимые тренды и инфоповоды (например, запрос на борьбу с коррупцией или улучшение городской среды) возникают в обществе неявно, по мере его развития, сами собой.
Однако СМИ могут сфокусировать внимание аудитории на тех аспектах, которые выгодны именно манипулятору общественным мнением, и вывести какое-либо событие в актуальную повестку (тем самым отчасти корректируя последнюю).
Таким образом, переформатирование общественного сознания посредством «Окна Овертона» невозможно без активного участия СМИ и интернета. Некоторые публицисты полагают, будто показательная, публичная и жестокая казнь жирафа Мариуса в датском зоопарке в феврале 2014 года имела одной из целей и легитимацию, оправдание инцеста. Ведь, как мы помним, несчастный самец — плод близкородственного скрещивания, и директор зоосада, казалось бы, всего лишь выполняет правила, предписывающие избавляться от подобных «незаконнорожденных» питомцев.
А протестуя против его убийства (петиции с требованием сохранить жизнь Мариусу подписали десятки тысяч европейцев), мы тем самым, по мысли сторонников «теории заговора», соглашаемся с тем, что инцест допустим.
Однако чего бы ни хотели живодёры на самом деле, стали бы мы приписывать им тайный умысел, если бы копенгагенский ужас не мелькнул на полосах практически всех мировых СМИ?
Стёпу восхищала принятая в восточной поэзии форма хайку. Их было очень легко писать... Достаточно было разбить спонтанно родившиеся в сердце слова на три строчки и проверить, не встречается ли среди них слово «километр». Если оно встречалось, надо было заменить его на слово «ли».
Виктор Пелевин. «Числа»
Разумеется, «мягкая» коррекция общественного мнения невозможна без аккуратного изменения используемой человеком базовой терминологии.
Вспомним того же Мариуса. Любой здравомыслящий человек согласится, что инцест — отвратителен и недопустим. А если речь идёт об инбридинге, или близкородственном скрещивании, после которого и появился на свет бедный жираф (как, по крайней мере, утверждают многочисленные журналисты)?
Откроем секрет: инбридинг и близкородственное скрещивание — суть то же самое, что инцест, лишь названный другими словами. То есть языковая манипуляция способна скорректировать наше восприятие любого объекта или явления в нужную сторону.
Другой пример — современная лингвопропаганда среди воюющих сторон на Украине. Одни называют своих противников «колорадами», а те их — «укропами». В рамках «окна Овертона» перед нами классические инструменты расчеловечивания: ведь психологически легче допустить убийство насекомого или растения, чем такого же, как и ты, гражданина вашей страны.
Тургенев знаменит тем, что придумал образ «тургеневских барышень».
Из школьного сочинения.
Литературные критики разных времён утверждали, будто благородные мушкетёры из романов Дюма, страдающие юные Вертеры из повести Гёте, мещане из новелл Зощенко, как реальные человеческие типы, существовали по большей части только в воображении писателей. Конечно, можно спорить о том, что предшествовало: появление в реальной жизни нового героя, либо его яркое изображение талантливым автором, однако очевидно: эпидемия самоубийств молодёжи, вспыхнувшая в Европе в конце 70-х годов XVIII века, была вызвана в том числе и печальным финалом сюжета уже упомянутого произведения Гёте, изданного в 1774 году.
Но мог ли антипример Вертера иметь столь большой успех, если бы «вирусная» идея не упала на уже подготовленную почву, сформулировав в ясной и чёткой формуле тайные чаяния массового сознания?
Таким образом, по мысли Овертона, серьёзные перемены становятся возможными не тогда, когда их предлагают политики и лидеры мнений, а только если на эти изменения имеется серьёзный общественный запрос.
— Не понимаю, — Саймон нахмурился. — Раз звери мифические, значит, их и так нет.
— Глупый ты мальчик, — возразил Попугай. — Они существовали, когда в них ВЕРИЛИ.
Джеральд Даррел. «Говорящий свёрток»
Возникает вопрос: каким образом можно противостоять постепенному демонтажу традиционных ценностей?
Выход очевиден: как, наверное, сказали бы 28 героев-панфиловцев, если за нами Москва, нельзя отступать ни на шаг. Даже малое преступление, особенно в сфере морали, опасно оставлять без ответа (соразмерность и адекватность которого — разумеется, не менее важный вопрос).
Например, в славящейся патриархальными ценностями Британии недавно произошёл следующий эпизод. В марте 2014 года член совета лондонского бюро Консервативной партии, некий Крис Джоанидис, в посте на фейсбуке сравнил одеяние мусульманок с мусорными мешками. Реакция руководства последовала молниеносно: партайгеноссе-расиста немедленно исключили. Потому что занозу фашизма, как и любую другую, лучше вытащить прежде, чем она вызовет гнойник концлагерей и гражданских войн.
А как отличить действительно позитивные изменения в обществе от деструктивной коррекции в духе «окна Овертона»? Думается, это уже зависит от уровня духовно-нравственного развития человека. Например, если вы прекрасно владеете грамотой, то всегда увидите недостающую запятую в приказе о запрете казни и помиловании, который дадут вам на подпись.
Миниатюра: Jason Rydquist
Хорошо начала солдат, а закончил плохо!
Классический пример манипуляции- вначале все правильно, а потом вывод подтасовывается.
Не хорошо!
Что именно неправильно? Приведите конкретные доводы в пользу вашего утверждения. В противном случае манипулируете как раз вы.
У меня почему-то такое же впечатление сложилось, как и у предыдущей читательницы.
Статья замечательная, всё довольно умно подмечено, читаешь с большим интересом — и вдруг: Бац! :) — в последнем разделе неожиданно ставится в пример совершенно неестественная и замороченная позиция членов Консервативной партии, которым, вроде, само название велит защищать старые ценности и противостоять новым, исключившим своего однопартийца за то, что ему не нравится с эстетической точки зрения одежда мусульманок. (Ну ведь правда — эти безобразные черные мешки шокируют всех, кто вырос в европейской культуре?) Слова приравняли к фашизму. Это очень печально. Членами партии двигал исключительно страх, один страх — и никакие другие высокие чувства, которыми они стараются прикрываться. Вдруг, мол, нас нетолерантными объявят?? Тогда же шум поднимется, заклюют до смерти… и эти опасения оправданы — всё так и было бы.
А ведь именно тут мы и имеем ту самую подмену ценностей, так хорошо описанную в начале статьи. Людей постепенно приучают к мысли, что они не должны отстаивать свое мнение, мало того, они должны БОЯТЬСЯ его высказывать…
Вот такие пироги…
Вы подменяете проблему ползучего наступления фашизма проблемой права на отстаивание своего мнения.
Отстаивание своего мнения предполагает, во-первых, уважительный, а не расчеловечивающий подход к оппонентам, во-вторых, апелляцию к поддающимся проверке цифрам и фактам, а не мусорным эмоциям. Легко заметить, что в сравнении мусульманок с мусорными мешками ни первого, ни второго нет.
:) Прикольно. Каждый доказывает другому, что смысл подменяет именно оппонент :)))) Получается — все подменяют смысл, каждый в свою пользу… А был ли мальчик? :)))
Люди легко бросаются тяжелыми обвинениями. «Фашизм» — слишком страшное обвинение, чтоб им просто так кидаться. Однако тут произошло именно так — кто-то сказал, остальные взяли на вооружение… Кстати, поискала точное определение — единого мнения нет, толкового определения нет, всё это где-то на грани «ну примерно», в зависимости от того, в каком обществе проживает тот, кто определение дает. Слишком много версий.
«расчеловечивающий подход к оппонентам» — вроде как бы есть, вроде дяденька обзывался — но ведь обзывался не по отношению к самим женщинам, а только по отношению к их одежде. Оденьтесь, мол, по-человечески — и всё, нет претензий… Конечно, политик должен взвешивать свои слова и изъясняться культурней… Но по-моему говорить, что это «фашизм» (только в данном и конкретном случае) — это перебор.
В общем, всё очень спорно… Сколько людей — столько мнений… Обвинение есть — а определения точного нет.