Масонство в России появилось примерно в середине XIX века. Правда, первое время данное явление на русской земле пользовалось популярностью лишь у иностранцев. Но в период правления Екатерины II в масонах состояло уже практически всё дворянство.
Масоны рядом
Пик популярности масонства в Российской империи пришёлся на конец 1770-х годов. К этому времени в государстве не осталось практически ни одного дворянского рода, представители которого не имели бы отношения к масонской ложе. Бароны Унгерн-Штернберг, Воейков, князья Вяземский, Одоевский, Хвостов, Гагарины, Долгорукие, Куракины, графы Строганов, Шувалов П. Толстой, Бекетов, Жединский – этот список можно продолжать ещё долго. Ложу возглавлял тайный советник, сенатор и кавалер ордена Белого Орла Иван Перфильевич Елагин. В конце февраля 1772 года диплом на звание провинциального великого магистра ему подписал в Лондоне герцог де-Бофор.
Елагины ложи с момента своего основания не копировали англо-саксонскую «масонскую систему». Например, в ней не было низших ступеней, так как никто из знатных масонов не хотел получать какую-то первую, вторую, или даже третью степень.
Чужая идея, оригинальное воплощение
Русские ложи больше напоминали светский клуб, в который могли быть вхожи далеко не все представители высшего общества. Своеобразной «фишкой» стал «религиозный минимум». Масоны-соотечественники могли хорошо поужинать в столовой, встретить немало приятных знакомых, весело провести время, но только после непродолжительных обрядов, которые, правда, многим всë же казались утомительными. Современники даже подчёркивали, что братья Елагиных лож почти играли масонством как игрушкой: собирались, принимали, говорили много, а знали мало.
Довольно быстро русская элита поняла – в Елагинском масонстве духовной пищи в нужном количестве они не найдут. Но это никого и не расстроило. Привыкнув к странным обрядам, братья начинали глумиться над священными актами масонов.
Таким образом, русское масонство стоит считать ярчайшим примером того, как заморские идеи адаптируются к отечественной действительности, в итоге превращаясь в совершенно иное явление.