16 апреля 1945 года началась Берлинская наступательная операция, а уже в первых числах мая жители немецкой столицы увидели на улицах своего города солдат вражеской армии. Первым советским комендантом павшего Берлина был назначен Герой Советского Союза генерал Николай Эрастович Берзарин. Под его непосредственным руководством в городе, представлявшем собой в мае 1945 года сплошные руины, начала налаживаться мирная жизнь. Разумеется, новая власть располагала штатом прекрасных переводчиков, все распоряжения публиковались на немецком языке, выходила даже немецкоязычная газета. Однако, в повседневном быту берлинцам приходилось много и часто общаться с советскими военнослужащими. А значит, и запоминать русскую лексику.
Новая власть, новые слова
Прежде всего, немцы затвердили слова, связанные с ожидаемыми ужасами «нашествия сибирских орд», слова, звучавшие в пропагандистских воззваниях руководства гибнущего рейха. Это «Sibirien» — «Сибирь» (туда до обморока боялись попасть немецкие бюргеры), «Tundra» — «тундра», «Taiga» — «тайга» (какая ж Сибирь без тайги, да тундры?), «Tscheka» — «Чека» (в Сибирь укатают по приговору ЧК), «KGB» — «КГБ» (из той же серии), «Tatar» — «татарин» (еще одна страшилка из разряда «диких орд»), «Stalinism», «Bolschewik» — «сталинизм», «большевик» (ну, куда ж без этого?). На улицах можно было встретить «Kosak» — «казака», появились вблизи Берлина и батареи орудий «Katjuscha» — «Катюша».
Постепенно первый ужас прошел, и на смену страшилкам пришли слова новой, постнацистской реальности: аббревиатура СВАГ – Советская военная администрация Германии, «Aktiv», «Aktivist» — «актив», «активист» (так называли антифашистов, коммунистов из числа немцев, работавших с советской администрацией). Обращаясь к советским военным, немцы быстро сообразили, что нужно говорить «Gospodin» — «господин», а не «Herr», чтобы не насмешить или, хуже того, обидеть русского.
Смалец вместо «розового масла»
Широко известны слова жительницы Берлина Элизабет Шмеер: «Нам говорили нацисты, что если придут сюда русские, то они не будут нас «обливать розовым маслом». Получилось совершенно иначе: побежденному народу, армия которого так много причинила несчастий России, победители дают продовольствия больше, чем нам давало прежнее правительство». Фрау Шмеер была совершенно права: розовым маслом никого из берлинцев советские военные не поливали. Зато кормили из расчета: 200 г хлеба, 25 г мяса, 50 г сыра, 50 г смальца, 100 г селедки на человека в день. Детям полагалось по полтора литра молока. Все это выдавалось из армейских складов, а для обеспечения детей молоком из СССР было доставлено 5 тысяч дойных коров. В нашей стране тогда тоже было очень и очень туго с продуктами, многие люди голодали.
Довольно скоро на улицах Берлина стала привычной картина очереди немцев (преимущественно, немок и их детей) к советской солдатской полевой кухне. Получая еду, многие берлинцы благодарили по-русски, говоря: «Спасибо!». В этих же очередях многие выучили слова «Borschtsch» — «борщ», «Kascha» — «каша». Кстати говоря, слово «Kascha» со временем закрепилось в немецком языке для обозначения только лишь гречневой каши. Все другие — немцы называют исконным немецким словом «Brei».
Очевидцы говорят, что по мере возвращения Берлина к мирной жизни, между победителями и побежденными стали устанавливаться все более и более нормальные отношения. Особенно охотно контактировали с советскими военнослужащими пожилые немки. Вероятно, именно поэтому берлинцы довольно быстро выучили слово «Babuschka». Так: «бабушка», «бабуля» — обращались к стареньким фрау наши солдаты. Так же бесстрашно подходили к нашим солдатам и немецкие мальчишки. Они шныряли около полевых кухонь, выпрашивали сахар, «Papirossa» — папиросы и «Machorka» — махорку. Сохранились воспоминания бойца Красной Армии В. Орлова о том, что немецкие дети выходили к машинам, перевозившим советских солдат, и начинали на ломаном русском языке петь русские песни, в том числе «Катюшу». Их вознаграждали за концерт хлебом, сахаром, печеньем.
Тогда же немцы выучили и выражение «Dawaj-dawaj!». Работая на улицах, устанавливая технику, занимаясь погрузкой и разгрузкой, русские нередко покрикивали друг другу: «Давай-давай!». Немцы выражение запомнили, но смысл его оставался для них темным.
«Ужасы оккупации»
Разумеется, не все советские солдаты, вошедшие в Берлин, были белыми и пушистыми гуманистами, забывшими, что им довелось увидеть в городах и деревнях СССР, где похозяйничали немцы. Байку о миллионах «изнасилованных немок» следует оставить на совести ее создателей, но тем не менее, эксцессы были. Однако, если верить рассказам самих жителей Берлина, связаны эти эксцессы были далеко не всегда с сексуальным насилием. Довольно часто солдаты отбирали у населения или забирали из оставленных домов ценные вещи. Особенно нравились Ivan-ам (так немцы называли русских) «tschasi» — часы, «fotoapparat» — фотоаппарат, «velosiped» — велосипед, и, конечно, всегда требовалась «wodka».
Впрочем, уровень мародерства тоже ни в коем случае не стоит преувеличивать. За «барахольство», так же, как и за насильственные сексуальные действия в отношении немок, бойцов строго карали, вплоть до расстрела. Все посылки, отправленные солдатами на Родину, формировались с военных складов, и отправить их бойцы могли лишь в порядке поощрения за отличную службу. Большая часть трофеев досталась нашим войскам из домов, оставленных немцами, панически бежавшими от «азиатских орд».