Знаки и вестники: язык, на котором смерть говорила с живыми
Мир наших предков был наполнен знаками. Предвестником скорой кончины могло стать что угодно: упавшее в ограде дерево, неожиданный вой собаки, птица, влетевшая в окно, или затрещавшая мебель. Как записано в хрестоматии «Суеверия крестьян Воронежской области», такие знаки заставляли суеверных людей бледнеть в ожидании беды.
У гребенских казаков, как пишут этнографы А. Ф. Григорьев и Е. С. Толстокоров, тревогу вызывали треск в стенах, упавшая икона, курица, закричавшая петухом, или дерево, зацветшее во второй раз. Изменение рисунка радужки у больного сулило смерть в течение суток, а если умирающий начинал «обираться» — поправлять на себе одежду — часы его жизни были сочтены.
Философия конца: «христианская кончина» vs «казачья доля»
Отношение к смерти на Руси было глубоко осмысленным. Православный человек мечтал о «правильной кончине» — умереть в старости, в сознании, после покаяния и причастия, окруженным родными. Внезапная смерть считалась карой и трагедией, лишающей душу последней подготовки.
Как отмечает исследователь Ксения Гизиева, пожилые люди начинали готовиться духовно задолго до конца: усиленно молились, постились, жертвовали на монастыри и раздавали милостыню, чтобы «задать добру память». Не менее важной была и мирская подготовка: раздать долги, простить обидчиков, привести в порядок дела. Наказы умирающего считались священными, и отказ их выполнить сулил несчастье.
«Волкодавы Сталина»: почему бойцы СМЕРШа были непобедимыми
Для казака же высшей честью была смерть в бою. Его хоронили с особыми почестями: в парадной форме, с оружием и наградами, веря, что такого воина архангелы встретят с особым вниманием. Главным же для любой души считалось успеть причаститься. Перед битвой казаки исповедовались, а умирая, сжимали в зубах нательный крест — последнюю замену святых даров.
«Смертный узел»: ритуальная одежда как билет в вечность
Подготовка к переходу в иной мир была и вполне материальной. Вплоть до середины XX века женщины собирали «смертный узел» — комплект особой погребальной одежды.
Её шили по древним правилам: из цельных кусков белого домотканого холста, вручную, иглой «от себя». Одежду специально не доделывали до конца — существовало поверье: «как дошьешь, так и помрешь». Да и надеть на умершего недошитый наряд было проще. В комплект входила рубаха, пояс, головной убор, мягкие тапочки (чтобы мертвец, если «придет», не топал), и обязательно саван — просторный мешок, надевавшийся через голову.
Как пишет этнограф Елена Фурсова, у старообрядцев Сибири и Алтая ритуал сохранялся до наших дней. Особый смысл имел головной убор «шашмура» с вырезом на затылке — «чтоб душа выходила». А старух, проживших в чистом вдовстве более 25 лет, хоронили с девичьей косой и венком, приравнивая их к «невестам Христа».
После обмывания тело «свивали» специальной тесьмой («жичкой»), символизировавшей отмеренный человеку срок. Узлов при этом не завязывали, чтобы не связать душу. В гробницу клали подушку, набитую травами и вышитую крестами, куда часто зашивали и прядь волос, собранных за всю жизнь, — чтобы они не достались колдунам и не навлекли беду на живых.
Таким образом, каждый элемент этого ритуала, от предзнаменования до последнего стежка на саване, был наполнен смыслом. Это была не просто «подготовка к похоронам», а сакральный процесс перехода, в котором родственники помогали душе любимого человека достойно завершить земной путь и отправиться в вечность.
