На пересыльных пунктах германские власти отделяли рядовой состав советских военнопленных от командного. Для офицеров высшего звена это означало, что они попадут в более или менее сносные условия нахождения в лагерях. Однако не все могли рассчитывать на такие бонусы.
В лагерь через фильтр
Первоначальную сортировку и учет военнопленных немцы проводили вблизи районов активных боевых действий. Чаще всего это происходило на участках, по периметру огороженных колючей проволокой и смотровыми вышками. Нацисты отделяли от основной массы пленных политработников, комиссаров, а также командиров еврейской национальности, которых ждал немедленный расстрел. Однако многие были обречены погибнуть там от холода, голода, ранений и болезней.
Далее военнопленных этапировали в пересыльные пункты, как правило расположенные вблизи железнодорожных узлов, где их разделяли на рядовых и командиров, которыми признавались военнослужащие со званием не ниже младшего лейтенанта. После сортировки всех отправляли в стационарные лагеря, рассчитанные на раздельное нахождение рядового и офицерского состава Красной Армии. Последних могли отправить и в специальные лагеря – «офлаги».
Подобным образом немцы поступали согласно распоряжению к директиве No21 плана «Барбаросса», которое гласило: «При захвате в плен войсковых подразделений следует немедленно изолировать командиров от рядовых солдат». Кроме того, этого требовала «Женевская конвенция» 1929 года, в которой было записано, что военнопленные офицеры должны размещаться в особых лагерях отдельно от сержантского и рядового состава.
Немцы выдавали каждому военнопленному идентификационный жетон с личным номером и заводили карточку, куда записывали звание, место пленения, сферу его трудового использования, прививки, болезни, госпитализации, побеги, наказания и подобные детали. Все данные передавались в центральную справочную службу вермахта, находившуюся в Берлине.
Некоторые советские командиры, не желая, чтобы их причисляли к офицерскому составу, переодевались в солдатскую гимнастерку или даже в гражданскую одежду. Немцев это сильно раздражало, если они впоследствии обнаруживали подлог. Советский и израильский историк Арон Шнеер в книге «Плен» приводит слова германской стороны, которая так комментировала попытки советских офицеров затеряться в солдатской массе: «С нашей точки зрения, может быть, это правильно, но с точки зрения немецкого офицера — страшное падение. Ты прячешься за спину солдата, когда солдат должен стоять за твоей спиной».
В 2005 году Министерство Обороны Российской Федерации опубликовало данные о количестве советских военных, побывавших в германском плену: общее число таковых превысило 4 млн. 560 тыс. человек, в их числе около 390 тысяч офицеров. Так же стало известно, что за годы Великой Отечественной войны через немецкий плен прошли 83 генерала Красной Армии. Из них 26 человек погибли (от рук лагерной охраны, по причине ранений или болезней), 32 по возвращении в СССР подверглись репрессиям (24 казнены за измену), остальные оправданы.
Под прикрытием конвенции
Судьба плененных советских офицеров во многом зависела от того, в какой лагерь их отправляли. Для многих конечным пунктом назначения стали Бухенвальд и Освенцим – это означало почти верную смерть: ни один советский офицер, попавший в эти лагеря, не вернулся живым. Первую группу советских офицеров из 300 человек, отправленную в Бухенвальд, расстреляли сразу после прибытия.
Но были нацистские лагеря, где советский офицер мог рассчитывать на относительно сносные условия существования, и, главное, надеяться, что выживет. Такие лагеря были в Ченстохове, Замостье, Циттенхорсте, Гогельштейне, Мосбурге, Виннице. Их германская армия формально создавала в соответствии с требованиями «Женевской конвенции» 1929 года. Одним из самых известных стал «Oflag XI-A» для пленных высших офицеров во Владимир-Волынском на Западе Украины. Однако, как показывают воспоминания бывших узников, лагерная администрация не просто не собиралась следовать международным требованиям обращения с военнопленными, но и грубо их нарушала.
Через «Oflag XI-A» прошли тысячи командиров РККА. Вновь прибывших разделяли на группы по 300 человек преимущественно по национальному признаку, в каждую из которых назначали своего начальника: обычно офицера, владевшего немецким языком. Генералов содержали в отдельном блоке. Комендантом лагеря был полковник Матевосян, возглавлявший 385-й стрелковый полк в период советско-финской войны.
Командир 754-го легкого артиллерийского полка Резерва главного командования подполковник А.А. Пастушенко рассказывал, что первые впечатления после прибытия во Владимир-Волынский лагерь летом 1942-го были ошеломляющие. Он и не мог себе представить, что так можно издеваться над людьми. Пленные превратились в настоящие скелеты, многие падали от изнеможения и голода. Им не выдавали ни мыла, ни белья: единственное, что было выдано, это деревянные колодки вместо снятых сапог. Жесткие ремни колодок на подъеме натирали ноги до кровоточащих мозолей, которые постоянно гноились и лопались, причиняя при ходьбе нестерпимую боль.
Кормили заключенных всего раз в день. В три часа дня приносили «баланду с гнилой картошкой, отрубями и пшеном». Выдавали и хлеб – его в буханках переносили прямо в казармы. Однако эту тяжелую, липкую и вязкую субстанцию, состоящую из отрубей и древесных опилок с трудом можно было назвать хлебом. Но узники настолько были истощены, что даже такая пища давала хоть немного сил и энергии.
В казармах отсутствовало отопление, поэтому в холодное время года заключенные спали на нарах тесно прижавшись друг у другу. По словам старшего лейтенанта М.П. Григорьева, зимой в лагере действовал негласный закон: кто проснулся первым должен разбудить соседа, чтобы не дать тому замерзнуть. «Нередко бывало: будишь соседа справа – мёртвый, будишь слева – тоже. Среди умерших ждёшь утра, отбивая атаку вшей», – вспоминал бывший узник.
Несмотря на то, что заключенные во Владимир-Волынском концентрационном лагере не подвергались таким экзекуциям, как в лагерях смерти, например, в Майданеке, они тоже испытывали на себе насилие лагерной охраны. Немцы ради забавы могли запрячь в повозку с десяток пленных и кататься по городу до их изнеможения, или же возили на человеческой тягловой силе кирпичи, воду, дрова, мусор, нечистоты из уборных. Фиксировались и случаи расстрела пленных офицеров: за попытку побега, саботаж, воровство или за то, что не проявили уважение к начальству.
Немцы не только использовали офицеров лагеря «XI-A» в качестве бесплатной рабсилы, но и привлекали их к интеллектуальной работе, связанной с их прямыми обязанностями. Так, еще летом 1941 года представители абвера обязали ряд старших командиров РККА описать историю разгрома своей части и указать на главные просчеты, допущенные в ходе боев советской и немецкой сторонами.
«Образцовый» лагерь
И все же образцовым должен был стать лишь один нацистский концентрационный лагерь для военнопленных командного состава, который немцы собирались предъявлять международным организациям. Это «Oflag XIII-B» в Хаммельбурге, старинном немецком городе на севере Баварии. На этом месте еще во время Первой мировой войны располагался международный лагерь для пленных офицеров.
Здесь мало что изменилось с кайзеровских времен: в центре полтора десятка двухэтажных кирпичных казарм, складов, конюшен и административных построек, по периметру деревянные бараки, каждый из которых состоял из трех жилых секций. Весь лагерь был разделен на девять блоков, три из них отводились советским военнопленным.
Первые эшелоны с красноармейцами прибыли сюда в конце июля 1941 года, всем пленным во избежание распространения эпидемий сделали прививки. «Русские блоки» заполнялись очень быстро. Если 24 июля здесь насчитывалось чуть более тысячи пленных советских офицеров и командиров высшего звена, то к 10 августа их стало свыше 4 700.
Условия содержания заключенных здесь ненамного, но все же отличались от тех, что были во Владимир-Волынском лагере. По крайней мере кормили здесь три раза в день. Петр Палий, во время войны командир инженерного батальона 114-го стрелкового полка 162-й стрелковой дивизии, в «Записках пленного офицера» описывает стандартный завтрак в Хаммельбурге. Он состоял из четверти фунта хлеба «странного вида и вкуса», трех вареных картофелин, столовой ложки брусничного повидла, тоненького кусочка плавленого сыра и полулитра эрзац-кофе, который представлял из себя «теплую коричневую жидкость».
Размещались в офлаге «XIII-B» в среднем по 30 человек в комнате с плотно расставленными двухъярусными кроватями, на которых лежали набитые соломой матрацы и подушки. Белье, по воспоминаниям бывших узников, было «новое и чистое». Всем вновь прибывшим выдавали обмундирование голландского, польского, советского образца: оно было хоть и поношенное, но выстиранное и продезинфицированное.
Через Хаммельбург прошло немало представителей высшего командного состава РККА, среди них генерал-лейтенанты Дмитрий Карбышев, Михаил Лукин и Филипп Ершаков. Советским генералам отводились отдельные бараки, иногда даже отдельные комнаты, у них было более полноценное и качественное меню в отличие от командиров низшего ранга. Иногда им приставляли в услужение денщика.
Создание комфортных условий советским военачальникам объяснялось прежде всего тем, что они являлись носителями ценной для гитлеровского командования информацией, кроме того, немцы надеялись на тесное сотрудничество с ними. Правда, все зависло от поведения генерала. Если он нарушал принятые в лагере правила или же отказывался идти на контакт, его могли перевести в барак общего содержания.
Судьбы у советских генералов как мы знаем были разные. Власов, которого довольно быстро завербовало германское командование, вскоре был освобожден из Винницкого лагеря для военнопленных. Карбышев, отказавшийся идти на какие-либо соглашения с оккупационным режимом, в итоге сменил не один концлагерь, героически закончив свою жизнь в Маутхаузене.
Источник:
© Русская Семерка
