Происхождение слова босяк понятно и не нуждается в дополнительных пояснениях. Босяк мог быть и в обуви, но всё равно босяк, если он оборван и без определённых занятий. В ближайшие десятилетия после отмены крепостного права босяки, главным образом из крестьян, заполонили русские города. Кто мог и хотел – нанимались на фабрику и не были босяками. Большинство перебивалось случайными заработками.
Настоящий босяк не трудится
Но были и босяки, вполне довольные своим «социальным статусом». В этой деклассированной, люмпен-пролетарской среде сложились свои сообщества, совместно занимавшиеся неким промыслом и помогавшие своим сочленам. Промысел не был связан с трудом. Это и было главное качество, отличавшее настоящих босяков от всяких там работяг. Босяк принципиально не вкалывает от зари до зари, а ищет себе заработка более «благородным» способом.
Босяцкая феня
Главными занятиями босяков были мелкое воровство и нищенство. С этими занятиями был связан особый жаргон босяков. Нищенство называлось «рукопротяжной фабрикой». Если кто-то что-то украл – значит, «взял». Самыми обычными предметами уличного воровства были «шмели» (кошельки) и «бочонки» (часы). Сбыть краденое – значит «спулить».
В босяцком деле приходилось хорониться не только от «фараонов» (слово не требует перевода), но и от «пауков». Пауками назывались переодетые полицейские. Их особенно опасались те, кто работал на «рукопротяжной фабрике». «Пауки» определяли таких задержанных в работные дома, откуда босяки норовили убежать при первом удобном случае.
Босяк должен был иметь вместо «глаз», то есть настоящего паспорта, «куклим» – фальшивый паспорт. Но высшим шиком для босяка было обмануть «фигляра» (полицейского, проверявшего паспортный режим) пустой бумажкой. Сделать это можно было только, когда полиция устраивала массовые проверки – тогда «фигляр» мог не заметить пустой бумажки в куче «куклимов» или кого-то пропустить и забыть спросить у него документ.
Главное в деятельности босяка было не «сгореть», то есть не попасться «фараону», а если уж тот заметил «босяка», надо было срочно «нарезать винта», то есть удирать. Босяки держались своего рода артелями и каждый приносил свою выручку в общак. Удачное дело одного босяка превращалось в удачу целой босяцкой шайки. В ознаменование удавшейся кражи или выгодного попрошайничества устраивался «слам», то есть товарищеская попойка. Таковая и описана в финале пьесы Горького «На дне».
Пристанища босяков
«Волжскими» босяков называли иногда по трём причинам. Во-первых, основная масса деклассированного элемента в России шла именно из Поволжья, где чаще всего вспыхивали периодические голодовки в деревне. Поэтому там было особенно много сельского пролетариата, наполнявшего города. Во-вторых, именно город Нижний Новгород – большой торговый город на Волге, с его наиболее разнообразными видами экономической деятельности – представлял и наибольший простор для развития «босячества». В-третьих, особенно много босяков этот город притянул в связи с проведением там ежегодных торговых ярмарок, но главное – всероссийской торгово-промышленной выставки в 1896 году.
Но колонии босяков были разбросаны по всем большим русским городам. Особенно много их было в С.-Петербурге и Москве. Их местообитанием стали многочисленные ночлежки. Эти дома, предоставлявшие своим постояльцам деревянные нары («шхеры» на босяцкой фене) для ночлега, также имелись во многих городах России. Они представляли собой доходный бизнес для их владельцев. В некоторых таких домах на ночь набивалось больше тысячи человек, а особых расходов для них не требовалось. Место «на шхерах» стоило гривенник, а под «шхерами» и вовсе пятачок.
Один из этих домов, в Петербурге, содержал купец Макокин, и его ночлежку босяки прозвали «в гостях у графа Морковкина». Другую известную ночлежку в северной столице держал купец Пономарёв. Ночлежный дом Бугрова в Нижнем Новгороде вместе с его типичными обитателями запечатлён на ряде знаменитых жанровых фотографий Максима Дмитриева.
Типы босяков
Характерными типажами босяков, которые по своей воле не задерживались в работных домах, а тут же стремились улизнуть, чтобы заняться своим «благородным» промыслом, были профессиональные нищие (калеки и трудоспособные, а также женщины с маленьким ребёнком), взрослые воры, беспризорные мальчишки. Но были и те, кто занимался промыслом почище.
Так, у Анатолия Бахтиарова описан интеллигентный босяк-авантюрист, прикидывавшийся странствующим монахом. Он каким-то образом узнавал про долго отсутствовавших в городе известных и богатых лиц, про которых давно не было вестей. «Странник» назывался братом такого лица и писал от его имени прочувствованные письма к его знакомым из высшего общества. В этих письмах он просил о помощи, указывая, что попал в беду. Взятый им в долю напарник – босяк из ночлежки – ходил посыльным к этим знакомым и приносил данные ими взаймы деньги.
Характерно, что напарник не сделал попытки присвоить себе целиком хоть одну из этих сумм и в конце этого предприятия получил от «странника» обещанную долю. Совершив это дело, «странник» отправился на подобную авантюру в другой город, заметив при этом, что со своим талантом нигде не пропадёт.
Среди босяков преобладали выходцы из крестьян и мелких мещан, но попадались и опустившиеся потомки духовных лиц и даже дворян.
Описания разных типажей босяков, среди которых тоже был «богомольный странник», оставил нам и Максим Горький. Тогдашнему образованному, оппозиционному к власти российскому обществу, босяки, самим своим существованием бросавшие вызов общепринятым нормам закона и морали, казались чем-то неизмеримо высоким в духовном плане, эталоном и светочем свободы, при этом – олицетворением «лучшего в народе», каких-то скрытых потенций русского народа-богоносца… А это была, в сущности, блатная и приблатнённая шпана.
Источник:
© Русская Семерка
