Софью Бокий современники характеризовали как добрую и щедрую женщину. Она по-матерински опекала и Николая Ежова, называя его «воробышком». В то время Ежов больше помалкивал, но обиду на Софью Александровну затаил.
Хлебосольные супруги
Путевку в жизнь Николаю Ивановичу Ежову дал в свое время Иван Михайлович Москвин. Москвин познакомился с Ежовым в 1925 году на очередном съезде. Вскоре первый стал ведать всеми руководящими кадрами в партии и пригласил к себе на работу Ежова. Дело в том, что Москвин считал «кровавого карлика» самым лучшим работником. Ежову, по словам Ивана Михайловича, можно было поручить любое задание, выполнение которого не нужно было контролировать.
Вместе с ценным сотрудником Иван Москвин проводил даже обеденный перерыв. Они вместе ездили домой к Москвину, жена которого, Софья Александровна Бокий, славилась своим гостеприимством. Так Ежов незаметно стал другом этой семьи. Впрочем, это неудивительно: в тот период, если верить Алексею Полянскому, автору книги «Ежов: история «железного» сталинского наркома», супруги Москвины были для Николая Ивановича всем.
Материнская жалость
Не смел Николай Ежов и показывать обиду, когда Софья Бокий называла его «воробышком». Бокий так окрестила Ежова, скорее всего, руководствуясь каким-то материнским чувством. В те годы Николай Иванович носил одну и ту же одежду – синюю косоворотку из сатина и довольно мятый костюм. Кроме того, Ежов стремился сделать карьеру, а потому тогда лишний раз рта не раскрывал. Сидя за хлебосольным столом Москвиных, он больше помалкивал.
А Софья Александровна хлопотала возле Николая Ежова, который, по ее мнению, отличался болезненной худобой. Бокий все приговаривала: «Воробышек, ешьте вот это. Вам надо больше есть, Воробышек». По крайней мере, именно о таком отношении к Ежову в доме Москвиных вспоминал известный писатель Лев Разгон. Как утверждал Разгон, тихий и маленький Николай Иванович просто не мог не вызывать не только жалость к себе, но даже нечто вроде нежности.
Обидчивый нарком
Николай Ежов, не произнося ни слова, «клевал» угощение в доме Москвиных, но обиду на них, по всей видимости, затаил. В 1937 году, то есть тогда, когда Ежов уже занял пост народного комиссара внутренних дел страны, Иван Москвин был арестован. Лев Разгон рассказывал, что он справлялся о Москвине, и ему сообщили приговор: «10 лет лагерей без права переписки». В то время Разгон еще не знал, что это означает расстрел. Иван Михайлович действительно был расстрелян в том же 1937 году.
Не забыл Ежов и супругу Москвина, Софью Александровну. Как пишет Леонид Млечин в своей книге «КГБ. Председатели органов госбезопасности. Рассекреченные судьбы», на ордере, выданном на арест Ивана Москвина, Николай Иванович приписал: «И жену тоже». На допросах эта добрая и щедрая женщина, как ее характеризовал Разгон, призналась в том, что пыталась отравить «воробушка» по заданию английской разведки. Конечно, ничего подобного не было, но Бокий тоже приговорили к смертной казни.