В криминальной истории СССР произошла смена нескольких поколений лидеров преступного мира. В 1920-х годах на вершине криминальной власти в СССР утвердились "жиганы", которые сменили дореволюционных "иванов" и "бродяг".
История слова
Слово "жиган" было широко распространено среди уголовников еще в Царской России. В словаре Василия Трахтенберга "Блатная музыка", дано следующее определение: "представитель тюремного и острожного пролетариата; жалкий нищий, унижаемый арестантами и сам унижающийся перед более сильными и богатыми".
Этимология слова связана с глаголом "жечь". В словаре Даля указано, что когда мяч попадает в человека при игре в лапту, это называется "жигануть", то есть "обжечь" при ударе. В пермском диалекте "жиганом" называется тощий или загорелый человек. Иногда также могли называть кочегара, запачканного сажей.
Казалось бы, слово с таким пренебрежительным значением не могло стать обозначением лидеров воровского сообщества. Однако существовало и более "уважительное" понимание слова "жиган" - так называли "горячего человека", ловкого мошенника.
«Контрреволюционная» версия
Появление главенствующей «касты» «жиганов» напрямую связано с событиями Гражданской войны. Исследователь из Московского университета МВД Максим Ефимкин отождествляет «жиганов» с «политическими оппонентами большевиков» и противопоставляет их преступникам, имевшим дореволюционный стаж.
Речь идёт о многочисленных деклассированных элементах и бывших офицерах-белогвардейцах, связавших свою жизнь с криминалом. В СССР они заняли место эмигрировавших за границу профессиональных преступников. Некоторые из них сами занимались бандитизмом и хищениями. Но другие дворяне не желали «пачкать руки». Для совершения преступлений они использовали многочисленных беспризорников и «босяков» – мелких преступников.
Для «жиганов» был характерен «творческий» подход к «понятиям». Одни дореволюционные нормы они признавали, другие отвергали, третьи создавали сами. Именно «жиганам» принадлежали новые жёсткие правила, ставшие затем «кодексом чести» «воров в законе». В частности, обязательство не иметь семьи и «не обрастать» имуществом (очевидно, родственники «жиганов» попросту презирали их за вступление на «кривую дорожку»). Кроме того, белогвардейским влиянием объясняется принципиальное размежевание преступного мира с государством и его представителями. Именно «жиганы» стали отрицать всякую работу и признавали преступления единственным способом заработать на кусок хлеба. С этим связано и появление «общака» – своего рода «кассы взаимопомощи» преступников.
«Цыганская» версия
Сами белогвардейцы сближали слово «жиган» со словом «цыган» и подчёркивали, что именно так называли себя профессиональные преступники до революции. Действительно, полицейский чиновник Василий Лебедев, автор «Словаря воровского языка», ещё в 1909 году отмечал, что язык русских преступников многое позаимствовал у «странствующих племён», в т.ч. у цыган. Есть свидетельства, что «жиганы» презирали «феню» (первоначально язык коробейников-офеней), зато в их жаргоне было особенно много цыганских слов. До 1917 года русские дворяне тесно общались с цыганами, одно время существовала даже мода жениться на цыганках.
В 1927 году криминалист Сергей Потапов выпустил словарь криминального жаргона, по мотивам которого академик Алексей Баранников опубликовал статью «Цыганские элементы в русском воровском арго». Учёный насчитал в криминальном жаргоне более чем 200 слов-цыганизмов. Однако современный специалист по цыганскому языку, Виктор Шаповал, считает, что многие цыганские слова попали в словари арго случайно. Словарь Потапова Шаповал называет образцом «халтуры» чекистов.
«Разговорили пару цыган. Средства были. Да и напихали в словарь всё, что только можно, для объёма», – предполагает исследователь.
Версия о «цыганском следе» в «жиганском» преступном движении была выгодна как самим «жиганам» (из «бывших»), так и властям, не желавшим привлекать внимание к политической стороне вопроса.
Тем не менее некоторое участие цыган в русском криминальном мире установлено достоверно. Из уличного арго в речь советских писателей эпохи НЭПа вошло, например, слово «лярва» («проститутка» по-цыгански). Его можно встретить в произведениях Артёма Веселого, Вениамина Каверина, Саши Чёрного и др.
Конец «жиганов»
Очередная смена криминальных поколений произошла уже к концу 1920-х годов, когда «босяки» повзрослели и стали тяготиться жиганской «опекой». Как полагает филолог Александр Сидоров (Фима Жиганец) здесь не обошлось без влияния советской пропаганды, направленной против лиц «белой кости».
Молодые лидеры криминала стали называть себя «урками» («уркаганами») – ещё одно дореволюционное слово, получившее новый оттенок. На период слома НЭПа пришёлся всплеск опасных преступлений – налётов, грабежей и разбойных нападений – с помощью которых «урки» завоёвывали авторитет.
Одновременно появилась другая «фракция» – «воры». Именно она затем стала господствующей в отечественном криминалитете. Некоторое время группировки сосуществовали. «Жиганы» занялись рэкетом, взяв под контроль бывших нэпманов, священников, коррумпированных чиновников. Их приметой в ту пору стали нательные кресты – знак того, что они поступают «по-божески».
Влияние «урок» и «воров» тем временем усиливалось. В местах заключения в Сибири и на Севере «жиганы» пытались сблизиться с ними, но так как многие из них были замешаны в тяжелых преступлениях, «воры» не хотели иметь с ними дела. Постепенно численность «жиганов» сошла на нет. В сталинских лагерях утвердилась новая «редакция» «воровского закона», которая оставалась неизменной до второй половины 1940-х годов.
В настоящее время слово «жиган» может употребляться как одно из наименований профессионального преступника, оно весьма популярно в «блатном шансоне».
Источник:
© Русская Семерка
