Восток – дело тонкое, неведомое европейцу. Не понять нам ритуального сэппуку и смысла трактатов о любовании цветами сакуры. В день основания японской монархии мы расскажем о семи странных традициях японских императоров.
Согласно традиции, японский император занимает сразу две высших «должности»: он глава государства и верховный жрец синто – религии страны восходящего солнца, источник небесной благодати для всей Японии, и ее жителей. Не подобает, «богоподобному» касаться того, что может запятнать его чистоту. В список запрещенного входила и кровь. Даже своих детей император мог увидеть лишь спустя месяц после рождения – именно такой срок полагался младенцу, чтобы очиститься от «родовой» скверны. Поэтому потенциальные наследники появлялись под крышей дома материнской семьи, и первые несколько лет жизни воспитывались там же. Правители Японии никогда не воевали. Для этого в государстве существовали специально обученные полководцы – сёгуны. Правда, последние, вместе с «неприятной» обязанностью руководить войском, в течение почти семисот лет фактически правили страной.
Японская жизнь не славится подвижностью – у знати в большем почете всегда были поэзия и каллиграфия, нежели физическая активность. Впрочем, люди голубых кровей, у которых было достаточно времени для любования природой, от прогулок не отказывались, но передвигались, в основном, в паланкине. Императоры тем более не ходили пешком. В систему их воспитания не входили ни верховая езда, ни гимнастика. Знаменитый император Мэйдзи, будучи ребенком, вызвал огромное недоумение среди своей свиты, отказавшись ехать в паланкине во дворец своего отца. Дело происходило в XIX веке, когда нравы уже стали попроще, поэтому случай был просто отмечен в летописи – ранее за подобное «своеволие» правителя могли заподозрить в потере рассудка. Источник Окагами («великое зерцало») повествует о душевнобольном императоре Кадзан (984–986), который, вы себе не представляете – вознамерился сесть на коня!
У древних японских правителей было три имени – детское, взрослое и посмертное. Первое давалось при рождении, после провозглашения наследником принц получал второе, а в истории император оставался под третьим, посмертным именем. Последнее было самым важным – оно выражало суть правления и происходило из «девиза», который принимал император в начале своего правления. Тщательно подбиралось благоприятное словосочетание, например, «длительная культурность», «непоколебимое благоденствие». Этим, в некотором роде, магическим заклинанием японский император «программировал» свое будущее. Но если дела вдруг не заладились, то девиз можно было поменять.
Долгое время японцы были уверены в том, что император излучает такую благодать, что от него можно ослепнуть, поэтому его и прячут. Правитель был священной фигурой, и как потомок божества не изображался на портретах. Даже с ближайшими придворными он общался через занавеску, говоря тихо, чтобы только один чиновник мог услышать, который потом объявлял волю императора остальным. Традицию нарушил, уже упомянутый монарх-вольнодумец Мэйдзи. За годы его правления было написано два официальных портрета – его и императрицы Харуко. Новые времена – новые порядки, ведь это был период активного вторжения европейцев в Японию. Но, привычные их глазу, трогательные семейные портреты императорской четы, не были сделаны: близкий физический контакт был не в японских традициях. Правда, в 1894 году Мэйдзи, празднуя свою серебряную свадьбу, впервые за всю историю Японии прилюдно взял свою супругу под руку.
В Японии до XX века не было порядка престолонаследия в западном понимании – трон наследовал тот, на кого укажет император, поэтому отсутствие среди императорских детей мальчиков не было проблемой. У монарха был целый гарем из наложниц, которых он посещал в произвольном порядке. Детей рождалось много, но, увы, не все доживали даже до десяти лет. Конечно, при наличии нескольких возможных наследников, приоритет имели дети законной жены императора, но она также могла «усыновить» сына наложницы. Присвоение «фамилии» было более важным, чем кровное родство. После такого усыновления его настоящая мать оставалась рядом, но называть «мамой» отныне он мог только императрицу.
В японской истории – особое летоисчисление, что доставляет много головной боли ее не японским исследователям. Оно берет начало не от рождества Христова, не от сотворения мира и даже не от основания династии, которая не прерывается вот уже две тысячи лет. Нет. Оно начинается с восхождения на трон нового императора и имеет следующий вид: 1-й год эпохи Хэйсэй (Мейдзи, Сёва), 2-й год эпохи Хэйсэй… Например, 2014 год – это 26-й год эпохи Хэйсэй. При этом в истории, границы эпох не всегда совпадали с датами правления – если император менял девиз, то счет времени начинался заново.
Японские императоры в мир иной не торопились. Между смертью и погребением могло пройти несколько месяцев, а то год или два. Причем, покойному продолжали приносить пищу, переодевали его, купали. Все это долгое время уходило на молитвы родственников и ритуалы синтоистских жрецов. Этот длительный переход между двумя мирами имел давнюю традицию. Удачный день для похорон выбирали по лунному календарю, и подходящего времени порою, приходилось ждать неделями. Более длительные «паузы» возникали, если почивший император не успел указать своего преемника – тогда для всей страны он был жив ровно до тех пор, пока влиятельные аристократические дома не изберут нового претендента на престол.
Источник:
© Русская Семерка
