Делились махоркой и хлебом: к каким пленным солдатам Гитлера красноармейцы относились лучше всего

В годы Великой Отечественной войны бойцы Красной Армии взяли в плен более 3 миллионов военнослужащих вермахта и союзных Германии армий. И отношение к этим людям было очень разным – от ненависти до брезгливой жалости, от любопытства до уважения. Это отношение менялось в зависимости от состояния пленников и от времени, минувшего с начала войны.

Как относились к пленным немцам на разных этапах войны

В самом начале отношение к плененному врагу было вполне ровным, с явной примесью любопытства. Основано это отношение было, разумеется, прежде всего, на добродушии, в целом свойственном нашему народу, а также на пропаганде, внушавшей, что рабочие и крестьяне всех стран только и ждут случая объединиться с советским народом в классовой борьбе против «буржуев». Очень характерна в этом смысле телеграмма об обращении с пленными начальника генштаба Жукова, разосланная 23 июня 1941 года начальникам военных советов фронтов. Там была отмечена необходимость разъяснить бойцам, что Красная Армия воюет «с германскими империалистами и фашистами, а не с немецкими пролетариями в военной форме», а потому издевательства над пленными недопустимы. В этих предостережениях не было особой необходимости. По воспоминаниям ветеранов, в первые месяцы войны наши солдаты относились к немцам, оказавшимся в плену (их было немного тогда), скорее с любопытством, чем с враждебностью. Илья Эренбург рассказывал, как советские солдаты делились с пленными махоркой и едой, и отмечал, что для наших солдат противник, не имевший в руках оружия, переставал быть врагом. Ему вторит участник войны Юрий Глазунов: «Для нас пленные были выбывшими из игры». Но постепенно настроение стало меняться. Особенно это проявилось под Москвой, когда началось наше наступление, и бойцы РККА входили в деревни, оставленные врагом. Видя, что немцы творят с мирным населением, солдаты Красной Армии испытывали желание мстить, и это желание становилось все более жгучим по мере продвижения на запад. В воспоминаниях об этом периоде сохранились сведения даже о самосудах, которые советские бойцы устраивали над пленными.

К каким пленным советские солдаты относились с уважением

К неписанным правилам всех войн относится уважение к храброму, достойному противнику. Так было и в годы Великой Отечественной, несмотря на огромное взаимное ожесточение. И немцы, и советские солдаты, прошедшие войну, вспоминали о неизменно уважительном, человечном отношении к определенным категориям пленных со стороны бойцов РККА.

Прежде всего, именно так относились к обычным солдатам вермахта, не к бойцам подразделений СС, карателям или предателям из числа «бандеровцев» или «власовцев». Солдат, просто выполнявший приказы своего начальства, не замеченный в расправах над мирным населением, да еще если он храбро сражался, такой солдат, оказавшись в плену, мог рассчитывать на хорошее отношение. Федор Ильченко, известный тем, что именно он обнаружил в Сталинграде фельдмаршала Паулюса, вспоминал впоследствии, как наши солдаты среди дымящихся еще развалин делились с бойцами оказавшейся в котле 6-й армии Рейха махоркой, как давали изголодавшимся немцам хлеб. Бывало в Сталинграде, что и свои шинели наши бойцы набрасывали на замерзающих пленных.

Уважительно, как правило, относились и к раненым. Если ранен, значит, от пули не бегал, значит, такой же солдат с передовой, а не штабная сволочь – примерно так рассуждали наши бойцы. Немецкий офицер Вольфганг Морель, оказавшийся в госпитале под Владимиром, вспоминал: «Внешне мы ничем не отличались от русских раненых: белое белье, синий халат и домашние тапочки. Во время частных встреч в коридоре и туалете в нас, конечно же, сразу узнавали немцев. И лишь у немногих … такие встречи вызывали негодование. В большинстве же случаев реакция была другой... Высшей степенью доверия была щепотка махорки, а порой даже и скрученная сигарета, слегка прикуренная и переданная нам».

Клаус Диршка рассказывал, как однажды, когда он был уже в тыловом лагере для военнопленных, русский солдат, увидев на теле Клауса шрамы от ран, принес водки, чтобы выпить с «храбрым противником».

И еще одна категория военнопленных, вызывавшая уважение у наших бойцов — это солдаты вермахта, которые бросали оружие и поднимали руки вверх целыми соединениями. Для каждого военного человека в этом случае очевидно, что сдача в плен – не личная инициатива, а приказ начальства. Значит – не трусы, и не дезертиры. Первые эпизоды организованной сдачи в плен были зафиксированы в марте 1942 года. А после Сталинграда, по мере продвижения на запад, количество таких эпизодов увеличивалось лавинообразно. Вот лишь один из характерных примеров: в декабре 1943 года на Украине сдалась в плен 6-я рота 849-го полка 282-й немецкой пехотной дивизии. Отдавший приказ сложить оружие лейтенант Гайль рассказывал впоследствии: «Мы занимали оборону, когда русские обошли с фланга и внезапно атаковали нас. Растерявшиеся солдаты вопросительно смотрели на меня, не зная, что делать. Трезво оценив обстановку, я понял, что сопротивление бесполезно, и сказал: «Сдавайтесь в плен!» В начале войны я ни при каких условиях не допустил бы даже и мысли о капитуляции. Но с тех пор произошли большие перемены… Отдавая своим солдатам приказ сложить оружие, я хотел сохранить им жизнь, избежать лишних и ненужных жертв».

Лейтенант не ошибся. Пленные немцы имели все шансы выжить и вернуться домой, к своим семьям.