Евгений Тарле: был ли советский академик тайным наставником Сталина

В 1929 году ОГПУ развернуло т.н. «Академическое дело», по которому было арестовано более сотни видных учёных, обладавших академическими и профессорскими званиями ещё при царе. Среди них – многие историки с мировым именем. Они обвинялись в намерении… свергнуть советскую власть! Академик С.Ф. Платонов якобы намечался ими в председатели будущего российского правительства, а академик Евгений Викторович Тарле – в министры иностранных дел. Коллегия ОГПУ приговорила некоторых арестованных к высшей мере наказания, большинство – к разным срокам заключения (часть осуждённых, а после помилованных, в разгар репрессий 1936-1938 гг. всё-таки была расстреляна).

Тарле отделался сравнительно легко. Его сослали в Алма-Ату, где разрешили преподавать в университете. Там Тарле приступил к написанию своей наиболее прославившей его монографии «Наполеон», которая и по сей день является одним из превосходнейших образцов научно-популярного стиля в историографии. «Наполеон» вышел из печати в 1933 году. В следующем, 1934 году ЦК ВКП(б) принял постановление, касавшееся исторической науки и создававшее почву для реабилитации многих осуждённых по «Академическому делу». В том же году Сталин разрешил Тарле вернуться из ссылки в Ленинград и восстановиться там на должности профессора университета. Снятие судимости с Тарле и восстановление его в Академии наук СССР состоялись в 1937 году.

Однако в том же году над академиком снова сгустились тучи. 10 июня 1937 года сразу в «Правде» и «Известиях» были опубликованы «рецензии», а по сути – политические доносы, на книгу Тарле «Наполеон». Автор обвинялся в «контрреволюционной публицистике» и «фальсификации истории». Статьи в центральных партийных органах не могли появиться без санкции кого-то очень высокопоставленного. В те времена этого было достаточно, чтобы угодить на лагерную зону, а то и под расстрел. Однако наезд на Тарле неожиданно не возымел никакого действия. Хотя этому нет никаких свидетельств, историки не без основания считают, что только сам Сталин мог обладать в то время достаточной властью, чтобы остановить уже занесённый над головой академика меч.

Что же повлияло на решение «вождя», отнюдь не питавшего, как мы знаем, какую-то слабость в отношении учёных, хоть бы и выдающихся? Можно предположить, что это было впечатление от книги Тарле «Наполеон», которую он, несомненно, читал. Говорят, сохранился даже экземпляр книги с карандашными пометками, сделанными Сталиным.

Современники искали аналогий событиям российской революции и последующей советской истории в истории Великой французской революции и Первой империи. Сталина за рубежом, особенно левая часть русской эмиграции, часто сравнивала с Бонапартом. Сталин это знал. Читая «Наполеона», он мог невольно ставить себя на место главного героя книги. Хотя Наполеон был вождём буржуазного государства, но, согласно марксистским установкам, столь же прогрессивного по отношению к окружающему феодальному миру, каким теперь была пролетарская Россия по отношению к миру буржуазному. Сталин мог увидеть и некоторые черты своего личного сходства с Наполеоном – например, оба работали по 16-18 часов в сутки и требовали такой же самоотверженной работы от подчинённых. Итак, для Сталина было важно почерпнуть полезное, на его взгляд, из наполеоновского опыта государственного строительства и, в то же время, не допустить ошибок, приведших в итоге к падению Наполеона.

Наполеон упразднил свободу печати революционного времени, оставив в Париже сначала лишь тринадцать ежедневных газет, а потом всего четыре. Их содержание полностью цензурировалось и было практически одинаковым. Разве не так же строились средства массовой информации в сталинское и послесталинское время? Наполеон завёл «рабочие книжки» – то же самое сделал Сталин, заведя обязательные трудовые книжки для всех рабочих и служащих СССР. Наполеон оставил лишь декорацию выборов в законодательные учреждения – Сталин сделал шоу из конституции и парламента, выхолостив и препарировав содержание того и другого. Наполеон прекратил гонения на церковь и сделал её инструментом государства – Сталин поступил так же, хотя и не сразу. Наконец, Наполеон строил великую Французскую державу, восстанавливая многое из привычного со времён королевской монархии. Сталин, укрепляя «государство рабочих и крестьян», тоже многое брал из дореволюционного прошлого и находил всё больше и больше вкуса в ощущении себя самодержцем огромной империи.

Даже идею превентивных репрессий против ближайшего окружения Сталин мог почерпнуть из исторического опыта Наполеона. Разве не предали французского императора, в конце концов, те, кто был им обласкан и возведён на высокую степень могущества, – маршалы Мармон, Ожеро, бывший министр иностранных дел Талейран?

Об огромном благоволении Сталина к Тарле говорит, в частности, тот факт, что в конце жизни академик, помимо обычных в то время для «сливок» советской научной элиты материальных благ – роскошной квартиры, автомобиля с личным шофёром и прислуги – пользовался также предоставленным в его распоряжение вождём отдельным салон-вагоном, прицепляемым к поездам, для путешествий по стране!

Но все эти блага доставались Тарле не просто за научные заслуги. Тарле должен был восславить деяния «отца народов» в огромном историческом опусе, который стал бы столь же фундаментальным, как «История государства Российского» Н.М. Карамзина. В 1948 году академик получил от Сталина заказ на написание серии из трёх книг, посвящённых, соответственно, Северной войне, войне России с Наполеоном и Великой Отечественной войне. Книга Тарле «Северная война» вышла из печати уже в 1949 году. Книгу о войне 1812 года – «Нашествие Наполеона на Россию» – Тарле выпустил ещё в 1941 году. Но та книга подверглась нападкам в партийной печати, и Тарле приступил к её капитальной переделке. Работа затянулась, а в 1953 году умер Сталин, и заказ отпал сам собой.

Действительно ли Сталин почерпнул «программу своего правления» из книги Тарле о Наполеоне? Или сходство многих его действий с действиями французского императора было объективно вызвано исторической обстановкой? Здесь есть над чем поломать голову историкам.