«Физически воздействовал»: как Александр Лебедь в Афганистане навёл дисциплину в войсках

Чем известен Александр Лебедь? Яркий политик 90-х — популярный, харизматичный и оппозиционный. За свою «властную» карьеру он успел побывать депутатом, председателем Совета Безопасности РФ и губернатором, а также занять третье место на президентских выборах. Участник ГКЧП, сначала окруживший здание Белого дома, а затем перешедший на сторону Бориса Ельцина и защищавший его. Генерал, непосредственно повлиявший на урегулирование вооружённого конфликта в Приднестровье.

Все эти главы из жизни Александра Лебедя хорошо известны, подробно о них написано в любой его биографии. Куда меньше говорится о другом этапе — войне в Афганистане. А ведь участие в ней, возможно, стало ступенькой, с которой генерал начал свой путь в элиту.

В нужное время в нужном месте

1981 год, война в Афганистане идёт уже два года. В это время капитан Лебедь выпускает очередную, вторую по счёту роту курсантов в Рязанском высшем воздушно-десантном командном училище. Новое назначение он не получил: подходящей должности наверху никак не находилось, а вечно отвечать за роту военный не хотел – офицер ещё во время обучения несколько раз писал рапорт о переводе на новое место.

В итоге 31-летний Лебедь оказался в подвешенном состоянии: находился за штатом, почти как безработный, хотя исправно каждый день ходил на службу. Для него это оказалось пренеприятным занятием. «Ощущение такое, что ты куда-то стремился, рвался, был нужным и полезным, от тебя зависели чьи-то судьбы и вдруг...» — писал он спустя годы в своей книге «За Державу обидно...».

В ноябре терпение всё ещё перспективного, но уже не такого молодого офицера лопнуло. После очередного неубедительного разговора с кадровиком училища капитан сам позвонил начальству и случайно попал на направленца по Афганистану, полковника Камолова. Тот с лёгкостью предложил ему пойти «комбатом на юг», Лебедь с ещё большей лёгкостью согласился, даже не спросив, куда его отправляют.

Через два часа он уже был в проекте приказа на назначение командиром 1-го батальона 345-го отдельного парашютно-десантного полка. Позднее выяснится, что до Лебедя на эту должность представляли трёх человек, но все они отказались. Кадровикам нужно было в пожарном порядке закрыть должность, и Лебедь со своим рвением и опытом оказался как нельзя кстати.

Уже 9 ноября капитан вылетел в Фергану, где дислоцировалась часть 345-го полка. Дальше его путь лежал в Баграм, к новому месту службы.

Первые трудности

В мемуарах Лебедь признаётся, что был полон решимости, прилетев в Афганистан. Но всего планы, когда дело дошло до приёма батальона, «рухнули, как карточный домик». Трудностей оказалось сразу несколько. Во-первых, подразделение оказалось разбросано по периметру аэродрома Баграм на протяжении аж 18 километров. Многие бойцы просто не знали друг друга, соответственно ни о каком боевом единстве не было и речи. Во-вторых, после «интеллектуальных» взаимоотношений с курсантами строить диалог с местными солдатами, порой «бандитистыми», оказалось непросто. Наконец, не приходилось даже говорить о каком-либо обустройстве: люди жили в блиндажах, слегка присыпанных землёй, питались не пойми чем, да ещё и страдали от вшей.

«Взялся я первым делом решать эти вопросы, так как если солдат живёт по-человечески, то и служба идёт по-человечески, а если как свинья...» - отмечал Лебедь. Но дело шло медленно из-за недостатка финансирования.

К счастью, через какое-то время вверенному капитану подразделению было приказано передать свои позиции специальному батальону охраны. А чуть позже Лебедь получил приказ подготовить свой батальон к ведению боевых действий.

«Впервые с момента ввода батальона в Афганистан я собрал его, и вот тут-то началось!» — вспоминал он. Дедовщина, недостаток дисциплины и физической подготовки — меньшее, с чем пришлось бороться капитану. Ко всему прочему ему необходимо было переломить стихийно сформировавшееся среди солдат отношение к нему как демагогу и даже белоручке.

Правда, выяснилось, что решаются проблемы просто. Однажды не выдержав наглости одного из «рационализаторов», как Лебедь называл наиболее нахальных бойцов, офицер отоварил того в челюсть, а вместе с тем и его единомышленников. Метод оказался действенным – драки среди личного состава прекратились.

«Весь вечер после этого «разговора» меня мучила совесть. Я всю жизнь отвергал мордобой как способ воспитания... а тут вдруг моя многолетняя теория так некрасиво разошлась с практикой, — удивлялся Лебедь. — Психологическая обстановка в батальоне вмиг изменилась. Комбат был признан исключительно нормальным, и всем было рекомендовано его неукоснительно слушаться и не гневить».

Сразу же после этого капитан доложил командиру полка о готовности приступить к боевому сколачиванию. На это ему отвели 10 дней.

Сквозь пот и слезы

Эти полторы недели, возможно, были самыми тяжёлыми для солдат за всё время службы. Подъём по тревоге в 4 утра, пятикилометровый марш, стрельбы, рытьё окопов. На базу возвращались ближе к полуночи, но Лебедь не разрешал ложиться спать, пока не будет заправлена и обслужена техника. С этим личный состав обычно управлялся часа за три с половиной. А на следующий день всё по новой.

Безусловно, это было тяжело физически. Но крайне эффективно с точки зрения выполнения предстоящих боевых задач: все без исключения военнослужащие приобрели или восстановили утраченные навыки обращения с техникой и оружием, а коллектив в целом стал единым целым. Совместное преодоление трудностей закалило и сплотило все взводы и роты, заставило их подружиться

«Переход мой и перестройка от командования курсантами к командованию боевыми войсками прошёл достаточно сложно. Но уже в конце декабря батальон провёл первую боевую операцию по прочесыванию кишлаков, хотя и малорезультативную — это от недостатка опыта», — подводил итоги 1981 года комбат.

Размах на рубль

Времени на раскачку, конечно, не было, опыта предстояло набираться в бою. Причём начали сразу с крупномасштабной операции в Баграмской долине, в которой 345-му отдельному парашютно-десантному полку отводилась роль одной из основных ударных сил. Ему предстояло прочесать территорию площадью свыше 200 квадратных километров и ликвидировать расположившихся там душманов. Выглядело всё так: какой-то район оцеплялся советскими войсками; дальше шла цепочка афганских правительственных войск, которые осматривали все кишлаки; следом второй цепочкой шли наши. Впрочем, как писал Лебедь, размах операции «Кольцо» был рублёвый, итог получился копеечный.

Из Баграмской долины батальон вернулся неудовлетворённым. Но и времени на эмоции не было: почти сразу подразделение занялось проведением небольших, длительностью до двух суток, тактических операций.

«Утомительное это было дело. Я летал по Баграмской долине, как фанера над Парижем. Большинство операций были безрезультатны», — рассказывал Лебедь. Бойцов повсеместно встречали мины и засады, но даже несмотря на это служба шла однообразно. Правда, и отдыхать было некогда: после возвращения в полк батальон всегда ждала новая задача.

Так прошел январь и большая часть февраля. С 25 февраля полк участвовал в Ниджрабской операции, в ходе которой 1-й батальон 345-го принял, возможно, одно из самых сложных сражений за всё время. Ему была поставлена задача очистить от душманов 19,5 километра Ниджрабского ущелья — пологого, долгого, местами непроходимого. Солдатам во главе с Лебедем приходилось неоднократно вступать в бой с невидимым врагом, пережить метель, ночь продержаться под обстрелом с севшей рацией. Хотя всё закончилось благополучно, без убитых.

Вообще было у комбата правило — вести учёт потерь в батальоне. «С чистой совестью могу сказать, что я делал всё, чтобы сберечь людей», — заявлял он. Потери, конечно, были, но их было меньше, чем могло бы быть.

А служба шла дальше. Проскочил март. У командира и его батальона выдавались как спокойные деньки, в основном благодаря непогоде, так и курьёзные.

«Кому суждено быть повешенным, тот не утонет»

В начале апреля Лебедь со своими бойцами отправился на очередную операцию — нужно было разогнать «духов» в районе, расположенном в трёх километрах от пункта постоянной дислокации полка. Планировалось провести её тихо, пешком. Капитану же было поручено подготовить усиленную роту «на броне» и в случае чего обеспечить отход войск.

Так вышло, что Лебедю и его солдатам вступить в бой всё-таки пришлось — группа, отправившаяся в расположение врага, попала в засаду. Правда, подоспевшие на помощь военнослужащие прибыли к тому моменту, когда сражение практически закончилось: рёв моторов БТР спугнул прагматичных душманов. На этом приключения вполне могли закончиться: огонь прекратился, нужно думать, как доставить раненых в больницу, — но в момент, когда колонна начала разворачиваться, одна из бронемашин словила внешней стороной гусеницы мину.

Лебедь стоял метрах в десяти от взрыва. «Обнаружил себя сидящим на грязном поле с сильной болью в обеих ногах ниже колена. Голенища сапог были в глубоких метинах от комьев глины. Я машинально провёл по ним руками, отыскивая дыры от осколков. Но... дыр не было», — описывал комбат свои ощущения. Кроме катка и гусениц у БТР, обошлось без потерь.

Однако к вечеру боль в надкостницах у капитана усилилась, была нестерпима. От неё не помогла ни специальная мазь, ни помощь местных врачей. Не спасли и доктора в госпитале. «Я продолжал исполнять служебные обязанности, ходил, что называется, на зубах, с облегчением расшнуровывая, где это только можно, ботинки до упора — ничего не помогало», — сетовал офицер.

Дальше был отпуск, Ферганский и Рязанский госпитали, где ничего не смогли сделать. Лишь определились с тем, что проблема в лимфадените. От него неожиданно помогло ведро с кипятком алоэ, которое Лебедю сделала его мама. За три дня «процедур» — поочерёдного окунания ног в тару — боль ушла и не возвращалась.

Возвращение в «дурдом»

В Афганистан Лебедь вернулся в середине мая. И тут выяснилось, что 1-й батальон 345-го отдельного парашютно-десантного полка «разорвали»: «одна рота во главе с заместителем командира батальона находилась в Анаве и составляла резерв командира полка; другая под руководством начальника штаба, выполняя приказ о расширении зоны охраны аэродрома, обороняла опорный пункт под Махмудраками. Еще рота без взвода была придана третьему батальону».

Лебедь был в растерянности. Куда ему податься, не смог ответить даже заместитель командира полка по тылу. Ответ нашёлся только у командира полка, который назначил капитана своим заместителем. Это должность осталась за ним и после того, как в Баграм из Анавы вернулись две его роты.

Этот период Лебедь без стеснения называет дурдомом. «За те три недели, которые я исполнял обязанности заместителя, я морально устал. Людей в полку осталось катастрофически мало, а вводные сыпались, как из рога изобилия», — сетовал он. Одна из них пришла с самого верха – нужно было провести цикл показных занятий, чтобы повысить подготовку подчинённых. И в итоге комбат погряз «в занятиях». В этой суматохе 13 июня ему досрочно было присвоено звание майора.

Дальше, во второй половине июня, офицер провёл, по его признанию, ещё несколько малозначимых как по результатам, так и по потерям операций. А уже 10 июля Лебедь отправился на родину в статусе «академика». Он поступил в Военную академию имени М.В. Фрунзе, заявление в которую подал перед самой отправкой в Афганистан – по совету кадровика, который был рад, что пристроил коллегу.

Впереди у него было ещё 20 лет, полных перспектив и надежд.

Какое будущее предсказал России американский пророк Эдгар Кейси