09/11/19

Главные ошибки советских командиров: что говорили немецкие генералы

Военачальники вермахта в своих мемуарах не отмечали индивидуальных особенностей действий советских полководцев против них. Как, впрочем, и советские военачальники не анализировали "боевой почерк" отдельных немецких командующих.

Можно встретить редкие обобщённые высказывания, например, что «в лице Жукова, Конева, Ватутина и Василевского, – как писал генерал танковых войск вермахта Фридрих Меллентин, – Россия имела высокоодарённых командующих армиями и фронтами». Однако в таких случаях есть основание подозревать, что это дань общему мнению, в котором победа СССР связывалась с конкретными именами. В приведённом высказывании не вполне корректен уже сам перечень военачальников, поскольку, например, Василевский, никаким фронтом не командовал, а являлся начальником Генерального штаба.

Выделялись не военачальники, а национальные школы

Видимо, это была общая черта войн ХХ века, где сталкивались уже не индивидуальные военные таланты, а военные механизмы, состоящие из полчищ стальных машин, и отработанные военные методики. При этом национальные школы ведения военных действий, конечно же, различались. И их особенности отмечались противниками.

Немцы не признавали, что стратегические решения советского командования хотя бы раз оказались для них неожиданными, даже если дело касалось крупных поражений немецких войск (таких, как под Сталинградом). Как правило, непринятие превентивных мер против русских ударов дружно списывали, уже после войны, на некомпетентность Гитлера, не принимавшего верные предложения своих полководцев. Это очень похоже на то, как после ХХ съезда КПСС многие знаменитые советские маршалы возлагали всю ответственность за неподготовленность Красной Армии к войне и за её поражения на начальном этапе на ошибки личных решений Сталина. Разбирать истинность этих утверждений не станем.

Вместе с тем, в мемуарах германских военачальников много говорится о шаблонных и неудачных действиях советских войск в наступлении на протяжении всей войны. Такие высказывания можно было бы счесть «реваншем на бумаге» за свои поражения, если бы они не сочетались не только с отдельными признаниями советских военачальников и историков, но и с общим неофициальным представлением о войне, распространённым оставшимися в живых фронтовиками. Это представление о том, что советские войска несли во много раз больше потерь в живой силе, чем немцы. Причём не только во время поражений 1941-1942 гг., но и в наступательный, победный период войны — 1943-1945 гг.

Впрочем, в последние три десятка лет такое представление получает всё больше ошеломляющих подтверждений точными цифрами. В 2012 году на слушаниях в Государственной Думе России были обнародованы, со ссылкой на Министерство обороны России, данные (если они верны), что только советские вооружённые силы (без учёта мирного населения) потеряли в Великой Отечественной войне погибшими 23 млн. человек. Потери же военнослужащих вермахта на театре войны против СССР давно подсчитаны и опубликованы, они составляют 3,2 млн. человек погибшими – в 7 раз меньше.

Использование подавляющих масс пехоты

Готовность любых советских командующих добиваться поставленных целей в наступлении, не считаясь с потерями своих войск, неизменно шокировала немцев. Правда, это и облегчало немцам выполнение оборонительных задач, если только советские войска не имели слишком уж подавляющего превосходства в силах.

«Немецкие войска, – утверждал Меллентин, – успешно вели боевые действия при соотношении сил 1:5, пока участвующие в боях соединения сохраняли до некоторой степени свой боевой состав и имели достаточно боевой техники. Иногда успех достигался даже и при менее благоприятном соотношении сил».

«Если же русские всё-таки имели успех, это означало, что ожесточение, с которым русское командование, не считаясь с потерями в живой силе, продолжало преследовать поставленную цель, придавало боевым действиям характер боёв на истощение», – свидетельствовал немецкий генерал Курт Типпельскирх, один из первых историков Второй мировой войны. По его словам, «в ходе таких боёв обороняющиеся немецкие войска оказывались в состоянии... наносить русским... потери, нередко в 20 раз превышавшие потери самих обороняющихся».

По мнению Меллентина, этот способ действий советского командования выработался из двух факторов: убеждения в неисчерпаемости людских ресурсов СССР и презрения русского солдата к смерти. «Дважды предпринятая атака, – свидетельствовал он, – будет повторена в третий и четвёртый раз, невзирая на понесённые потери, причём и третья, и четвёртая атаки будут проведены с прежним убийственным хладнокровием».

Советское командование не делало каких-либо выводов из этого. Если оно в ходе войны становилось тактически грамотнее в оперативном использовании механизированных соединений (что отмечали немцы), то тактика подавляющих пехотных масс оставалась неизменной. «До самого конца войны русские, не обращая внимания на огромные потери, бросали пехоту в атаку почти в сомкнутых строях, – отмечал Меллентин. – Стадный инстинкт и неспособность младших командиров действовать самостоятельно всегда заставляли русских вести атаки массированно, в плотных боевых порядках».

Предсказуемость

Высшее советское командование тоже проявляло тактический шаблон. Его типичной чертой было упорное стремление добиться одних и тех же поставленных целей, не балуя противника разнообразием направлений своих атак и средств их проведения.торение атак на одном и том же участке, отсутствие гибкости в действиях артиллерии и неудачный выбор района наступления с точки зрения местности, – отмечал Меллентин, – свидетельствовали о неумении творчески подходить к решению задач и своевременно реагировать на изменения в обстановке... Во многих случаях русская атака, прорыв или окружение не использовались русскими потому, что никто из вышестоящего командования об этом не знал».

Однообразные признаки подготовки советских войск к наступлению позволяли немцам легко распознавать время и направление ударов. «Тщательная работа радиоразведки, следившей за радиосвязью противника, – писал Типпельскирх, – неизменно давала точную картину организации связи его  командования... Разведка боем являлась верным признаком того, что на другой день последует ожидаемое наступление противника».

При этом немцы неизменно высоко оценивали физическую подготовку рядового русского пехотинца и отмечали его возросшее индивидуальное мастерство, инициативность и умение обращаться с техникой в сравнении с временами Первой мировой войны.