По официальным данным, казак Иван Никитич Кононов появился на свет в Новониколаевской станице под Таганрогом в 1906 году. Как узнали позже, он был одним из тех, чья семья пострадала от зверств большевиков в Гражданскую — в восемнадцатом красные повесили отца — казачьего есаула и мать-казачку. Старшего брата убили в ходе боевых действий, а двух младших — сгубили в лагерях в тридцатые. На большевиков Кононов затаил лютую злобу; он сменил метрические данные, назвался сыном «пролетариев» и в 1922 году поступил на службу в Красную армию.
Если он и задумал отмщение, то отложил его до лучших дней. И действительно, слава карателя еще ждала его впереди.
Карьера сложилась удачно: Кононов служил в 79-м кавалерийском полку, окончил школу 14-й дивизии, стал младшим командиром. Затем отучился в военной школе ВЦИК, получил отделение. В 1927 году вернулся в кавалерию, был взводным на Северном Кавказе, принимал активное участие в подавлении крестьянского восстания под городом Курском, которое случилось из-за насильственной коллективизации. В 1929 году вступил в партию и был активистом — секретарем партбюро полка. К 1937 году дослужился до и. о. начальника штаба 30-го кавалерийского полка, а в 1938-м окончил Военную академию, после чего его назначили начальником штаба Второго кавалерийского корпуса на Украине.
Принимал участие в военном походе на Западную Украину осенью 1939 года и в военной компании против Финляндии; позже вспоминал, что уже тогда у него возникла идея перейти к финнам. Действия его говорят об обратном: за боевые заслуги он был награжден орденом Красной звезды. Биограф Кононова К. С. Черкассов указывает, что тот не был особо образованным, но притягивал казаков лихостью, храбростью, удалью и отеческим обращением.
Перед Великой Отечественной Кононов стал командиром 436-го полка 155-й стрелковой дивизии, базирующейся в Барановичах под Брестом. Известно, что полк, состоявший из казаков, летом 1941 года попал в окружение, и 22 августа 1941-го к генералу Максимилиану фон Шенкендорфу явился парламентер, который сообщил, что казаки готовы сдаться за гарантии сохранения им жизни. Когда договоренности были достигнуты, полк перешел к немцам. Есть и другая версия событий: историк, Кирилл Михайлович Александров, считает, что в плен к нацистам сдалась группа командиров, а не весь полк, который еще какое-то время сопротивлялся.
Сам Кононов писал в мемуарах, что он перешел к нацистам всем полком, предварительно договорившись, что немцы помогут ему в создании воинских частей — «для освобождения страны от большевиков». Так нацисты получили еще одного предателя-помощника.
Фашистам Кононов пришелся кстати — они искренне надеялись на «помощь» казаков, даже «реабилитировали» их из «недочеловеков» в «полноценных людей», создав теорию, что казаки произошли не от славян, а от смешения готов с черкесами. Немецкий офицер фон Паннвиц, командовавший в 1943 году сводными казачьими частями, вообще верил, что казаки — это потомки готов.
На службе у нацистов «полноценный человек» Кононов слово сдержал. К 28 октября из пленных казаков он сформировал в/ч No 102, в которую вошли 4 эскадрона и 2 взвода. В 1942 году часть разрослась до дивизиона No 600, а Кононов стал подполковником вермахта. Сначала его части вели боевые действия против попавшего в окружение под Смоленском генерала Павла Белова, затем дивизион перебросили на борьбу с партизанами у Могилева. Фон Шенкендорф в дневнике отмечал, что настроение у казаков «боевое», боеспособность «превосходная», а отношение к партизанам — «беспощадное». Но не все было так хорошо, потому что в начале 1943 года казаки стали уходить к партизанам, предпочитая смерть предательству.
После этого дивизион реорганизовали в пятый Донской полк, включили в Первую казачью дивизию и перевели в Югославию — убивать сербов и хорватов. И тут казачки Кононова отличились, оставляя после себя выжженную землю. Местное население даже русскими их не называло, а звало черкесами, отказывая им в праве быть славянами. За «заслуги» перед новыми хозяевами Кононова вскоре произвели в полковники и наградил двумя железными крестами I и II классов. Впрочем, удалось казакам отведать и настоящего пороха — в бою под Питомачем коллаборационисты вступили в бой с регулярными частями Красной армии.
К концу войны казаки вошли в войска Ваффен-СС, где Кононов возглавил пластунскую бригаду. Он начал склоняться к тому, чтобы казаки вошли в армию предателя Власова, к которому питал самые теплые чувства. 1 апреля 1945 года так и произошло, причем, Кононова в этот день произвели в генерал-майоры. Погибающий вермахт щедро раздавал должности, чины и награды. Власов даже назначил Кононова общевойсковым атаманом, однако насладиться властью тот не успел: советские войска уже брали Берлин, надо было спасать шкуру.
Удивительно, но Кононов стал единственным генералом Русского освободительного движения, избежавшим суда. Апрель он встретил на севере Италии, затем встречался в Чехии с Власовым, а потом пробрался в Австрию, куда с боями рвались его казаки, мечтавшие сдаться англичанам.
Известно, что он каким-то образом очутился на территории американцев, был на нелегальном положении под Мюнхеном, а позже сбежал в Австралию. Большинство казаков, которых Кононов бросил на произвол судьбы, были выданы англичанами СССР, где их ждал суд и наказание. Кононов был осужден заочно, приговорен к смертной казни и до самой смерти находился в розыске КГБ.
Любопытно, что в Австралии он жил в городе Аделаида вместе с женой и детьми — возможно, гитлеровцы еще во время войны способствовали его воссоединению с семьей. Жил в крайней бедности, в построенной собственными руками халупе, ненавидел Германию, считая ее «жестокосердной», тосковал по прошлому, славил Власова. Умер в 1967 году после нескольких сердечных приступов, и смерть его была очень тяжелой. Существует и другая версия его гибели — конспиративная. Якобы всемогущее КГБ все-таки добралось до Кононова, и он погиб, сбитый неизвестной машиной.
Герой!
Вот тварь на свою родину оружие поднял бросил своих подчинённых знать бы где его могила помочился бы на неё
Вот тварь на свою родину оружие поднял бросил своих подчинённых знать бы где его могила помочился бы на неё