Белое движение на юге России – в период после гибели Лавра Корнилова и до принятия Петром Врангелем командования над остатками укрывшихся в Крыму войск – прочно ассоциируется с именем Антона Деникина. Этот генерал, сын польки и русского крестьянина, дослужившегося до майорского звания, возглавлял Добровольческую армию, а затем и ВСЮР, в которые она влилась, в самый разгар Гражданской войны, когда исход её ещё не был предопределён.
Самый ненавидимый белогвардеец
Не многие знают, что за фигурой Деникина – как в дни больших побед, когда белогвардейцы сидели в Киеве, взяли Харьков и рвались к Москве, так и во время жестоких поражений, обернувшихся фактическим развалом армии, – всегда стоял другой человек, о котором почти не писали в газетах. Его звали Иван Романовский, он был начальником штаба и первым заместителем Верховного главнокомандующего. Практически все военные операции, проведённые добровольцами в рамках кампании, были разработаны и воплощены в жизнь при его непосредственном участии. Деникин был душой Белого движения, а Романовский, без сомнения, – мозгом.
Одновременно начштаба выполнял при главкоме роль громоотвода. Романовского не любил никто – его люто ненавидели все, от командиров дивизий до рядового состава. Монархисты считали деникинского помощника изменником самодержавию и республиканцем, сторонники республиканского строя, соответственно, монархистом. В войсках его имя попросту поносили, считая виновником военных неудач и никогда не вспоминая после триумфов.
Малообщительный, холодный и резкий внешне, часто грубый с подчинёнными, Романовский, несмотря на внутреннюю доброту (со слов Деникина) и готовность положить всего себя на алтарь общей победы, умудрился настроить против себя Белое движение. Даже к советскому наркомвоену Льву Троцкому белые офицеры иногда относились лояльнее. За глаза Романовскому многие желали смерти. Но он лишь пожимал плечами, отвечая на расспросы о причинах такого отношения.
Деникин сравнивал своего зама с Михаилом Барклаем-де-Толли, которого, в противовес Михаилу Кутузову, не любили за сложный характер и иностранное происхождение. Романовский был чистокровным русским, к тому же ветераном двух войн, не считая Гражданской. Что мало сказывалось на его имидже.
«К несчастью, характер Ивана Павловича способствовал усилению неприязненных к нему отношений. Он высказывал прямолинейно и резко свои взгляды, не облекая их в принятые формы дипломатического лукавства», – отмечал Верховный главнокомандующий в своих «Очерках русской смуты».
Мотивы Врангеля и след дроздовцев
Преемник Деникина во главе белых сил на юге страны – Врангель – не раз останавливался на личности Романовского в своих автобиографических «Записках». На протяжении книги можно проследить, как менялось отношение барона к начальнику штаба по мере углубления знакомства и появления разногласий.
«Мой собеседник произвёл на меня впечатление прекрасно осведомлённого и очень неглупого, – описывал Врангель знакомство с заместителем ВГК. – Приятное впечатление несколько портилось свойственной генералу Романовскому привычкой избегать взгляда собеседника. При наших последующих частых встречах эта особенность всегда коробила меня».
В качестве командующего Кавказской армией ВСЮР, а также занимая другие должности, Врангель заваливал Романовского просьбами об улучшении обеспечения войск. Штаб пытался удовлетворять все запросы горячего барона, однако тому часто казалось, что Романовский намеренно не выполняет взятые обязательства. Как известно из «Записок», в своих телеграммах Врангель порой не стеснялся в выражениях. Начштабу приходилось терпеть тон барона.
Впрочем, однажды Романовский не выдержал и после совещания у Деникина отвёл Врангеля в сторону, попросив объясниться за «недоброжелательное отношение». В режиме «очной ставки» Врангель пошёл на попятную и заверил начштаба в отсутствии всякого негатива со своей стороны.
«Если я подчас с излишней горячностью и высказываю своё мнение, то это исключительно оттого, что я не могу не делить радостей и горестей моих войск и оставаться безучастным к тяжелому положению армии», – признался Врангель, которого, кстати, впоследствии называли одним из возможных организаторов убийства Романовского. Эта версия рассматривалась, но никогда не была основной в среде русской эмиграции.
Больше слухов ходило о мести Романовскому от дроздовцев – ветеранов дивизии сверхпопулярного белого командира Михаила Дроздовского, в январе 1919 года скончавшегося от последствий полученного ещё в октябре 1918-го ранения в ногу, которое все без исключения считали пустяковым. При жизни Дроздовский категорически не ладил с Романовским, о чём знали в войсках: успешный полководец не стеснялся публично жаловаться на досаждавшего ему главу штаба.
Конфликтная ситуация между генералами развивалась с весны 1918 года, когда Дроздовский привёл офицерский отряд с Румынского фронта в расположение добровольцев. Личную неприязнь усугубляла конкуренция за наиболее статусное положение при Деникине. После смерти Дроздовского нашлись те, кто прямо обвинил в случившемся Романовского. Якобы тот подослал к умирающему доктора-убийцу, имевшего задание не вылечить генерала, а «помочь» ему отойти в мир иной. После трагической развязки медик повёл себя странно – сбежал за границу, а в Россию вернулся уже после победы красных в Гражданской войне. Но Романовский к тому моменту сам был уже мёртв...
Убийца Романовского сам был убит
Покушение на покинувшего свой пост и эмигрировавшего вместе с Деникиным генерала состоялось 5 апреля 1920 года, на следующий день после того, как два друга отправились из Феодосии в Константинополь на английском корабле «Император Индии». В здании русской дипмиссии в тот момент царил хаос. Посольство не охранялось, чем воспользовался поручик Мстислав Харузин, прежде служивший у Деникина в контрразведке и затаивший на своё бывшее начальство большую обиду: этот офицер считал генералов виновными в поражении Белого движения.
«Деникин ответственен, но на его совести нет тёмных пятен; генерал же Романовский запятнал себя связью, хотя и не доказанной, но по его личному мнению и на основании имеющихся у него документов существовавшей, хотя бы даже и косвенно, между генералом Романовским и константинопольскими банкирскими конторами, снабжавшими деньгами и документами большевистских агентов, ехавших на работу в Добровольческую армию», – рассказывал Харузин приятелям-офицерам незадолго до атаки.
Итак, прибыв в посольство прямо из порта около 17:00, Романовский вышел во двор, имея целью отдать распоряжение по доставке забытой им на катере папки с важными документами. Так описывал момент убийства русский военный представитель в Константинополе генерал Владимир Агапеев. В тот момент, когда Романовский, возвращаясь обратно в здание, вышел из вестибюля в бильярдную комнату, неизвестный, одетый в офицерское пальто образца мирного времени, с золотыми погонами, быстро подошёл к нему сзади. Услышав шаги, экс-начштаба повернулся к своему убийце, и тот трижды выстрелил из револьвера в упор. Генерал Романовский упал и через две минуты, не приходя в сознание, скончался. В спровоцированной неразберихе злодею удалось скрыться с места преступления. Чуть позже в нападавшем опознали Харузина.
Деникин с содроганием вспоминал в своих мемуарах о том, как узнал об убийстве ближайшего соратника и верного друга:
«Вернувшись в комнату, хотел переговорить с Иваном Павловичем о том, чтобы сейчас же оставить этот негостеприимный кров. Но генерала Романовского не было. Адъютанты не приехали ещё, и он сам прошёл через анфиладу посольских зал в вестибюль распорядиться относительно автомобиля. Раскрылась дверь, и в ней появился бледный как смерть полковник Борис Энгельгардт:
– Ваше превосходительство, генерал Романовский убит.
Этот удар доконал меня. Сознание помутнело, и силы оставили меня – первый раз в жизни».
«Моральных убийц Романовского я знаю хорошо, – продолжал Деникин. – Физический убийца, носивший форму русского офицера, скрылся. Не знаю, жив ли он, или правду говорит молва, будто для сокрытия следов преступления его утопили в Босфоре».
Англичане экстренно ввели в посольство офицерский отряд для охраны бывшего главкома ВСЮР.
Известный белоэмигрантский писатель Роман Гуль, участвовавший в Ледяном походе Добровольческой армии, а осенью 1918 года уехавший в Киев, вспоминал об отношении к Романовскому среди своих сослуживцев: «Я совсем не знал покойного, никогда с ним не встречался, но не был удивлён его убийству в Константинополе. По мнению армии, он был тем злым гением, влияние которого объясняло все неудачи добровольческого движения».
Гуль также сообщал, что через месяц после выстрелов в Романовского, в мае 1920 года, поручик Харузин, никем не пойманный, выехал в Анкару для участия в войне за независимость Турции на стороне Мустафы Кемаля, вошедшего в историю под именем Ататюрк. Однако до лагеря турецких националистов офицер так и не добрался. По дороге в какой-то глуши он сам был убит неизвестными. Исследователи-эмигранты полагали, что руку к этому преступлению могли приложить настоящие заказчики убийства Романовского или греческие повстанцы. Едва ли когда-либо уже будет установлено, причастны ли к ликвидации бывшего начальника штаба ВСЮР барон Врангель или сподвижники генерала Дроздовского.
Источник:
© Русская Семерка
