Защита обвиняемых в военных преступлениях нацистов имела мало перспектив как в юридическом, так и в моральном смыслах. Адвокаты это понимали, но тем не менее соглашались выполнять свои обязанности. Не последнюю роль в этом играло денежное вознаграждение.
Сложные решения
Нюрнбергский процесс, длившийся с 20 ноября 1945-го по 1 октября 1946 года, с точки зрения юриспруденции и международного права оставил много вопросов, но тем не менее в его необходимости мало кто сомневался. Трибунал проходил под знаком начавшегося разлада в лагере бывших союзников по антигитлеровской коалиции, которые пытались обозначить в послевоенной Европе свои сферы влияния. Подготовка к мероприятию шла в спешке, что сказалось на непоследовательности некоторых мер и предвзятости определенных решений.
Так, 8 августа 1945 года по инициативе американской и британской дипломатии в Лондоне было подписано четырехстороннее соглашение держав-победителей, суть которого заключалась в том, что в преступлениях могли быть обвинены лишь представители поверженной стороны, то есть Германии. На СССР, США, Великобританию и Францию заведомо распространялась судебная неприкосновенность.
Адвокаты, призванные защищать политических и военных лидеров Третьего рейха, выражали озабоченность многими деталями процесса. Их возмущало, что сторона обвинения была гораздо более многочисленна и обладала некоторыми привилегиями относительно условий работы и возможностей пользования материалами. Кроме того, защита подозревала, что доступ к части важнейших документов был для нее закрыт. Впоследствии введенная практика регистрации и нумерации вновь приобщаемого к делу документа заметно упростила ситуацию.
Организаторы Нюрнбергского трибунала дали возможность каждому из обвиняемых выбрать своего адвоката, однако на деле это оказалось не так-то просто. Многие немецкие адвокаты отказывались брать на себя защиту главных нацистских преступников, а некоторые из тех, кто вызвался добровольно, сами обвинялись в причастности к преступлениям гитлеровского режима. И все-таки проблему удалось разрешить. Подсудимые получили своих адвокатов, большей частью известных в Германии персон.
Генерала Йодля защищал профессор уголовного права в Лейпциге доктор Экснер, адмирала Деница – доктор Кранцбюллер, более десяти лет занимавший должность судьи в германском военно-морском флоте, защитником Геринга стал доктор Отто Штамер, чья профессиональная деятельность была связана с ведением крупнейших международных патентных процессов. На трибунале также присутствовал один из столпов адвокатуры «Третьего рейха» Рудольф Дильс, защищавший гитлеровского финансиста Ялмара Шахта.
Игра на противоречиях
Защита прекрасно осознавала, что отрицать бесспорные и многочисленные обвинения в адрес нацистских преступников, как минимум неблагоразумно. Но адвокаты могли прибегнуть к разного рода юридическим трюкам, способным смягчить вину их подопечных. Одним из них стало перекладывание вины на уже ушедших в мир иной Гитлера, Гиммлера и Гейдриха. Другой популярный способ – претензии к обвинителям в отсутствии с их стороны беспристрастности и объективности, так как правосудие осуществлялось лишь по праву победителей.
Аркадий Полторак, исполнявший обязанности секретаря советской делегации на Международном военном трибунале, писал: «Как юрист, я должен признать, что они защищали своих клиентов с «душой», использовали любые возможности. И делалось это с точки зрения стандартов буржуазной адвокатской морали весьма квалифицированно».
Гитлер в речах адвокатов был не просто лидером нации, но и выступал в роли всемогущего диктатора, чьи решения были непреклонны, а приказы необсуждаемы. По словам газеты «Times», вместе с Гиммлером и Гейдрихом фюрер выступал в роли «обвиняемого призрака», который мастерски скрывал от всех свои истинные планы. Впрочем, попытка списать ответственность за совершенные злодеяния на умерших руководителей рейха разбивалась о неопровержимые улики, доказывающие причастность подсудимых к преступлениям против человечности.
Пыталась защита апеллировать к Лиге Наций, которая, с ее слов, проявила полную неспособность воздействовать на агрессора. Штамер, к примеру, заявлял, что бездействие Лиги Наций было отнюдь не случайным, так как она не издала международного акта, который бы осуждал нападение одного государства на другое и призывал бы его к ответственности. Кроме того, по словам Штамера, даже при наличии подобного документа следовало бы говорить лишь об ответственности государства, а не отдельных лиц, являющихся лишь беспрекословными исполнителями его решений.
Любые спорные положения и противоречия в международном праве немецкие адвокаты пытались обратить в свою пользу, в частности, это, касалось «репрессалий» (в современном понимании – санкций) – правомерных принудительных мер политического и экономического характера, которые применяются одним государством в ответ на неправомерные действия другого государства. Защита пыталась убедить суд, что и убийство людей, в том числе гражданских лиц, подпадало под понятие «правомерных принудительных мер».
В надежде на разногласия
Представители СССР на Нюрнбергском процессе обращали внимание на то, что главный акцент сторона защиты делала не на опровержении конкретных выдвинутых обвинений, а на доказательстве «преступного характера действий союзников» во время войны. Адвокаты также пытались довести до сведения трибунала, что не только Германия, но и другие страны грубо нарушали условия Версальского договора, из-за чего последний утратил свою силу и его невыполнение не могло выступать в качестве аргумента для обвинения подсудимых.
Излюбленным приемом защиты стали вызовы большого числа свидетелей: многие из них имели к делу весьма отдаленное и даже сомнительное отношение, что лишь усложняло работу прокурорской команды и суда. Так адвокат одного из министров в правительстве Гитлера и по совместительству рейхскомиссара Нидерландов Артура Зейсс-Инкварта сделал запрос на вызов сразу 37 свидетелей, чтобы убедить суд в гуманном обращении его подопечного с голландцами.
Немецкие защитники очень внимательно следили за развитием отношений между бывшими союзниками: они ежедневно покупали иностранные газеты и жадно вчитывались в них, надеясь там найти хоть какую-то зацепку для возможности бросить камень в огород обвинителей. Любые противоречия между Западом и Востоком могли стать ключом для возможного смягчения участи подсудимых. Именно для этого одной из главных стратегий линии защиты стало максимальное затягивание процесса в надежде на спасительные для нацистских преступников перемены.
В некоторых случаях защита добивалась своего. Так, один из ближайших соратников Гитлера, Рудольф Гесс, был приговорен не к расстрелу, а к пожизненному заключению, несмотря на протесты советской делегации. Юрист Иона Никитченко, член Международного военного трибунала в Нюрнберге от СССР, писал: «Учитывая, что Гесс был третьим по значению политическим руководителем в гитлеровской Германии, что он играл решающую роль в преступлениях фашистского режима, я считаю единственно правильной мерой наказания для него смертную казнь». Своей смертью Гесс все-таки не умер. 17 августа 1987 года он был найден повешенным в собственной камере.
Также к недовольству советской стороны были полностью оправданы банкир Гитлера, один из главных организаторов военной экономики нацистской Германии Ялмар Шахт, радиоведущий и высокопоставленный чиновник Министерства народного просвещения и пропаганды Ганс Фриче, немецкий посол в Австрии, оказывавший финансовую и политическую поддержку прогермански настроенным националистическим организациям, Франц фон Папен. Однако в целом намечавшийся кризис в отношениях между СССР с одной стороны и Англией, Францией и США с другой не привел к существенным разногласиям и не повлиял на ход судебного процесса.
Деньги не пахнут
Защита на Нюрнбергском процессе постоянно жаловалась, что ее ограничивали в правах и постоянно муссировала эту тему, пытаясь изобразить из себя пострадавшую сторону. Однако факты опровергают такую точку зрения. К примеру, если обвинению было разрешено вызвать на суд 37 свидетелей, то защите – 102, при этом на то, чтобы предъявить трибуналу свои доказательства сторона обвинения получила 74 дня, а защита – 133!
Более запутанная ситуация сложилась с оплатой работы адвокатов. Всем своим поведением защитники давали понять, что гонорар для них не был самоцелью. Более того, представители защиты не раз отмечали, что на столь важном в историческом смысле процессе любое выторговывание себе гонораров было бы постыдным занятием. Многие немецкие адвокаты даже за хорошее вознаграждение отказывались работать с нацистами. Но были и противоположные примеры.
Забавная метаморфоза произошла с Рудольфом Меркелем. Он поначалу категорически возражал против попыток назначить его защитником гестапо, однако после настойчивых уговоров своей семьи Меркель поменял решение и выступил на стороне тех, кого еще недавно называл палачами. Молодой адвокат Альфред Зайдль пришел в тюрьму, чтобы посмотреть на возможных клиентов для своего начальника, а в итоге его самого выбрали в качестве защитника для уже упомянутого Рудольфа Гесса и рейхсляйтера Ганса Франка за ежемесячное вознаграждение, колебавшееся в диапазоне от 3500 до 5200 марок. Впрочем, Франка, который и «завербовал» Зайдля, спасти от виселицы адвокат не смог.
Вряд ли подобная сумма могла считаться внушительной, учитывая бешеную инфляцию в послевоенной Германии. Современник называл гонорар Зайдля уступающим по своей привлекательности даже американскому армейскому пайку, включавшему в себя мыло, шоколад и сигареты. К слову, главнокомандующий англо-американскими силами Дуайт Эйзенхауэр выделили на расходы Нюрнбергскому трибуналу в качестве аванса 50 тысяч долларов.
Впрочем, для некоторых адвокатов вопрос своевременной выплаты гонорара был принципиальным. Доктор Дильс, к примеру, не пожелал бесплатно представлять интересы Ялмара Шахта и незамедлительно покинул Нюрнберг, после того как ему отказались выплатить 10 тысяч марок. Он вернулся во Дворец правосудия лишь после достигнутых договоренностей о гонораре. Другие адвокаты компенсировали свой невысокий оклад временными отлучками на участие в параллельных делах.
Доктор Бабель, защищавший высоких чинов СС, решил увеличить свой доход за счет поборов интернированных эсэсовцев, но был очень раздосадован, когда трибунал пресек его незаконную коммерческую деятельность. Теперь дело было возбуждено уже против самого Бабеля. В итоге незадачливый адвокат был отстранен от процесса без выплаты причитающегося гонорара.
Вопрос об оплате немецких адвокатов стоял еще до начала процесса. Известно, что авансом им была выплачена сумма в 4 тысячи марок. Однако бюрократические проволочки и отсутствие финансовых операций между оккупационными зонами оставили на многие месяцы защиту без выплат, из-за чего некоторые адвокаты оказались на грани финансового краха. Только 17 февраля 1946 года, когда финансовая дирекция Контрольной комиссии взяла процесс выплат под свою опеку, каждый из адвокатов получил по 5 тысяч марок, еще по 7 тысяч марок им было выплачено в июне. В подобном ключе были решены и финансовые проблемы прокуроров.
Источник:
© Русская Семерка
