«Чем чудовищнее ложь, тем охотнее в неё поверят» — гласит один из тезисов, высказанных Адольфом Гитлером в «Майн Кампф». Этому тезису охотно следовали немецкие пропагандисты, главным правилом которых была знаменитая заповедь Йозефа Геббельса: «Мы добиваемся не правды, а эффекта».
Действительно, по эффективности воздействия мало что может сравниться с фашистской информационной машиной. Во время наступательных действий она гнала солдат вперёд и мотивировала рядовых граждан терпеть лишения во имя фронта. Когда приходилась обороняться – будила в немцах по отношению ко врагу самые отвратительные чувства: ненависть, злобу, презрение. И страх. Особенно ярко это проявилось в 1944 году, когда советские солдаты начали очищать от фашистов Европу и медленно, но верно подбираться к Берлину. Тогда издаваемые по указке из Берлина газеты стали просто демонизировать бойцов Красной Армии.
За словом в карман не полезут
Немецкие газеты, особенно оккупационные, составлялись приблизительно по одному образцу. Последние страницы отдавались под сообщения о культурной жизни и рекламу, в середине – критические очерки о советской власти, рассказы о «новой жизни». Но самое главное находилось на лицевой стороне – там размещались официальные сообщения германских властей и новости о положении на фронте.
Материалы для большинства газет, естественно, разрабатывались в специально созданном пресс-бюро. И стоит ли удивляться, что в разных изданиях могли печататься практически одни и те же статьи.
Были и различия. Например, Анатолий Макриди, коллаборационист, во время войны редактировавший газету «За родину», вспоминал, что в подведомственных командованию Вермахта СМИ могли спокойно пропагандировать движение генерала Власова. В то же время упоминание перебежчика в подконтрольном Геббельсу «Новом Слове» было запрещено.
Но это лишь частности. В целом же информационная политика находилась под контролем министра пропаганды. А тот не очень жаловал советских солдат даже в своих дневниках. На страницах газет можно было увидеть тексты примерно такого содержания: «...фактически в лице советских солдат мы имеем дело со степными подонками. Это подтверждают поступившие к нам из восточных областей сведения о зверствах».
Дальше, как правило, шли «документальные» подробности об этих злодеяниях. Чаще всего – об изнасилованиях, разбоях и грабежах. Геббельс, например, утверждал, что «в отдельных деревнях и городах бесчисленным изнасилованиям подверглись все женщины от десяти до 70 лет». А после с удовольствием констатировал: «Опубликованные сообщения о советских зверствах повсеместно вызвали гнев и жажду мести».
Конечно, распространяемая информация не могла не вызвать у немцев ничего кроме ненависти, страха и острого желания поквитаться. Именно это и нужно было фашистским властям – добиться того, что даже мысль о советских солдатах на немецкой земле вызывала отвращение.
Правда, немецкие пропагандисты немного переусердствовали. «Наша пропаганда относительно русских и того, что населению следует ожидать от них в Берлине, была так успешна, что мы довели берлинцев до состояния крайнего ужаса, но перестарались — наша пропаганда рикошетом ударила по нам самим», — позднее подчёркивал помощник рейхскомиссара Геббельса доктор Вернер Науман.
«Рикошет» вышел неожиданным – вместо огня в глазах и желания защитить свой дом даже с вилами в руках, в Третьем Рейхе столкнулись с массовой волной самоубийств. Как свидетельствовал австралийский военный корреспондент Осмар Уйат, по некоторым данным только мае-июне 1945 года – когда русские были совсем близко – от 30 до 40 тысяч берлинцев решились на суицид.
А что на самом деле?
«Кажется, что это делается по приказу сверху, так как в поведении советской солдатни можно усмотреть явную систему», — писал Геббельс о «зверствах» советских солдат.
На практике же никакой системы и быть не могло. Совсем наоборот: понимая, что зверства фашистов на советской земле могли вызвать ответные зверства уже на земле немецкой, руководство СССР постаралось максимальной укрепить дисциплину в Красной Армии. 19 января 1945 года Иосиф Сталин подписал специальный приказ, объявивший насилие и бесчинства над мирным населением преступными и вводящий за них смертную казнь.
Конечно, даже угроза расстрела действовала не на всех. Но в целом, по свидетельствам очевидцев, этого хватило, чтобы избежать массовых преступлений. Правда, уже наши современники начнут вовсю заниматься опровержением этого – так, например, на свет появится посвящённая этому вопросу книга Энтони Бивора «Падение Берлина. 1945» или нашумевшая статья BBC с громким заголовком «Изнасилование Берлина». Но это уже другая информационная война.