03/12/22

Леонид Рогозов: как советский хирург в Антарктиде прооперировал сам себя

Что делать, если вас свалил с ног приступ аппендицита, а медицинской помощи ждать неоткуда? Именно в такой ситуации в 1961 году оказался врач-хирург Леонид Рогозов, участник 6-й Советской антарктической экспедиции. Однако доктор не растерялся и провёл одну из самых невероятных операций за всю историю медицины.

Антарктический хирург

Весной 1961 года весь мир восхищался подвигами русских людей. В апреле Юрий Гагарин покорил космос, а в начале мая агентство ТАСС назвало имя нового героя – 27-летнего врача-полярника Леонида Ивановича Рогозова.

Хирург Рогозов считался достаточно подготовленным человеком для экспедиции в Антарктиду. За плечами молодого медика-добровольца был Ленинградский педиатрический медицинский институт, он продолжал учёбу в ординатуре по хирургии. В составе 6-й САЭ Рогозов готов был прийти на помощь заболевшим полярникам, а заодно выполнял функции метеоролога и водителя. Но к тому, с чем Рогозову пришлось столкнуться на ледяном континенте, ни в какой ординатуре его не готовили.

ЧП случилось на третий месяц зимовки на станции Новолазаревская в Оазисе Ширмахера. Утром 29 апреля Рогозов заметил у себя симптомы воспаления аппендикса. У врача повысилась температура, он испытывал тошноту. Боль в правой подвздошной области была так сильна, что Рогозов не мог спать. Острый аппендицит – распространённое заболевание, которым заболевают 4-5 человек из тысячи в год.

Поначалу доктор надеялся вылечиться с помощью антибиотиков. Он соблюдал постельный режим и охлаждал больное место. Но температура тела продолжала расти. Дело могло кончиться перфорацией брюшной полости и перитонитом – а это практически верная смерть.

Ни на Новолазаревской, ни на ближайших антарктических станциях на тот момент не было самолёта. К тому же в этом районе Земли Королевы Мод разыгралась такая снежная буря, что воздушное судно просто не могло бы приземлиться.

Операция

Вечером 30 апреля Леонид Рогозов решился на то, что считал почти невозможным – акт самохирургии. Удалять аппендиксы пациентам ему уже приходилось. Рогозов прилёг на предварительно стерилизованную в автоклаве лежанку. Поскольку обзор собственного живота был недостаточным, врач попросил инженера-механика Зиновия Теплинского держать перед ним зеркало и подсвечивать место операции лампой. Другим «ассистентом хирурга» стал метеоролог Александр Артемьев, который подавал инструменты. Ему Рогозов дал инструкцию на случай потери сознания – Артемьев должен был привести его в чувство с помощью укола адреналина.

За операцией приглядывал и начальник станции Владислав Гербович – он опасался, что его подчинённые не выдержат вида крови. У самого же Рогозова права на слабость и ошибку просто не было. Если бы что-то пошло не так, он, скорее всего, погиб бы.

Сначала хирург-пациент обезболил область операции уколом новокаина. Затем рассёк скальпелем правую подвздошную область, сделав надрез длиной 12 сантиметров. Рогозову приходилось бороться со слабостью, головокружением и сбоями сердечного ритма. Каждые пять минут он делал небольшие паузы, но не позволял себе даже думать о посторонних вещах. Ассистенты, наблюдавшие за происходящим, от волнения побледнели. В процессе операции они сделали несколько фотографий.

«Каким-то образом я автоматически переключился в режим оперирования, и с этого момента я не замечал ничего иного, – вспоминал хирург. – Добраться до аппендикса было непросто, даже с помощью зеркала. Делать это приходилось в основном на ощупь».

Ради чувствительности пальцев Рогозов работал без перчаток. Оказалось, что операция проведена вовремя – аппендикс вот-вот мог лопнуть, о чём свидетельствовало тёмное пятно на нём. В решающий момент, когда оставалось только удалить больной орган, врач пал духом, его руки «стали как резина». Но Рогозов осознал, что фактически уже спасён. Он вырезал гнойный червеобразный отросток и ввёл в рану антибиотик. Под конец хирург зашил сам себя. В общей сложности операция длилась 1 час 45 минут. В полночь на 1 мая врач заснул, приняв дозу снотворного.

После аппендэктомии здоровье Рогозова нормализовалось не сразу, некоторое время он ощущал слабость. Но через пять дней лихорадка прошла. А ещё через два дня Рогозов снял у себя швы. Доктор остался работать на станции до осени 1962 года. Он высоко ценил помощь коллег-полярников.

«На зимовке без взаимовыручки, без настоящей товарищеской взаимовыручки невозможно зимовать, – рассказывал Рогозов в интервью на радио «Маяк». – И наша дружба, дружба советских полярников – самая крепкая».

Но конечно, главную роль сыграли личные качества самого хирурга, особенно его хорошая физическая форма. Широкоплечий Рогозов имел сильные руки, он регулярно упражнялся с гирями.

После выздоровления

Описание операции в Новолазаревской по сей день читается с содроганием. А современников Рогозова эта история просто поразила. Строго говоря, это не было первым случаем самохирургии в истории, как часто указывается. Ещё в 1921 году 60-летний американский врач Эван О'Нил Кейн удалил себе аппендикс под местной анестезией новокаином, чтобы доказать возможность подобной операции. Но Леонид Рогозов успешно повторил этот опыт, находясь за тысячи километров от цивилизации.

Ещё когда Рогозов поправлялся, его завалили письмами и телеграммами из разных стран. Мужеством хирурга восхищался космонавт Герман Титов. А бард Владимир Высоцкий сложил песню, в которой противопоставил Рогозова советским мещанам, нежащимся «в ванночке с кафелем».

Хотя Рогозов совершил акт героизма, звезду Героя Советского Союза он не получил – видимо потому, что спасал себя, а не других, Но как особо отличившийся член антарктической экспедиции, 23 июня 1961 года врач получил от правительства СССР орден Трудового Красного Знамени.

После возвращения мужественного доктора из Антарктиды судьба больше его не испытывала. Рогозов окончил ординатуру, аспирантуру, защитил кандидатскую диссертацию. Он много лет проработал врачом-хирургом, а с 1986 года заведовал отделением хирургии лимфоабдоминального туберкулеза Ленинградского НИИ фтизиопульмонологии. Леонид Рогозов умер в 2000 году. Хирургические инструменты, которыми он пользовался на полярной станции, ныне хранятся в петербургском Музее Арктики и Антарктиды.