Вторая половина 1930-х в СССР – беспокойное время, когда принадлежность к высшей партийной элите не гарантировала неприкосновенности. Вот и теперь, казалось бы, всесильный нарком внутренних дел Николай Ежов поплатился за излишнее усердие и беспечность. Впрочем, многие уверены, что его участь была предрешена заранее.
На пике славы
Имя Николая Ежова сегодня прочно ассоциируется с Большим террором 1937-38 годов. Исполнительный и преданный, он готов был наказать любого неугодного партии деятеля, он готов был в любом найти врага народа. «Ежовщина» на два года погрузила страну в хаос масштабных репрессий. Но если у одних имя Ежова вызывало страх и трепет, то у других – любовь и восхищение. Советская печать все это время не уставала прославлять подвиги шефа НКВД, который крепко зажал в «ежовых рукавицах» врагов Советской власти и Коммунистической партии.
Вопреки расхожему мнению, Ежов не инициировал репрессии без предварительного согласования на самом верху. Так, с января 1937 по август 1938 года Ежов отправил Сталину около 15 тысяч отчетов о своей деятельности, среди этих сообщений были немало запросов на санкционирование той или иной карательной меры. За это время нарком побывал в кабинете первого лица государства не менее 300 раз и провел там свыше 850 часов – больше у Сталина находился только Молотов.
Размах, с которым действовал этот маленький (полтора метра ростом) и тщедушный человек, поражает. За период наиболее активных чисток через горнило подведомственных ему структур прошло свыше 1,5 млн человек, из них почти к 700 тысячам была применена смертная казнь. Обвинения, как правило, были стандартными: участие в контрреволюционном заговоре, связь с иностранными разведками, троцкизм. Следователи проверенными методами добивались нужных признаний, а затем без права на оправдание приговаривали обвиняемого к расстрелу.
Нередко к допросам присоединялся и сам Ежов, который любил вымещать свою злость на обреченных узниках Лубянки. Даже подопечные наркома содрогались от жестокости своего шефа. Тем не менее для сотрудников НКВД он оказался хорошим начальником: заботился об условиях их работы и увеличении денежного довольствия, которое росло гораздо быстрее, чем у кадровых военных и партаппаратчиков.
Вместе с ростом влиятельности Ежова рос и культ его личности. В его честь переименовали город Сулимов, о нем писали в газетах и школьных учебниках, ему посвящали парадные портреты и стихи. К началу 1938 года Ежов фактически являлся третьим лицом государства после Сталина и Молотова, он был в хороших отношениях с вождем и казалось, что так будет продолжаться и дальше. Но стрелки часов жизненного пути наркома уже начали обратный отсчет.
Спланированная многоходовка
Один из наставников молодого Ежова писал, что не знает более исполнительного работника, чем его подопечный: все, что ему поручено, гарантированно будет сделано. Но был у Ежова весьма существенный недостаток – он не умел вовремя остановиться, и за этим иногда приходилось следить. Вот и сейчас в разгар масштабных чисток нарком нуждался в тормозе. В болезненном стремлении выслужиться он явно перегнул палку.
Первый звоночек для Ежова прозвучал 8 апреля 1938 года. Совершенно неожиданно для него самого, его по совместительству назначают на должность наркома водного транспорта. В тот же наркомат перемещаются почти все люди Ежова из аппарата НКВД. Николай Иванович очевидно обо всем догадался: два года назад при схожих обстоятельствах наркомом связи назначили его предшественника на посту главы НКВД Генриха Ягоду, который после двухлетнего пребывания в подвалах Лубянки был расстрелян.
Второй звонок снял практически все иллюзии по поводу дальнейшей участи Ежова. В августе 1938 года его заместителем назначается опытный управленец, любимец Сталина, Лаврентий Берия. Ежов понял, что его готовят к смещению с должности: не мог только нарком уяснить, где же он проштрафился. Соратники Ежова также почуяли, что дело дрянь и стали прятаться. Комиссар госбезопасности Генрих Люшков бежал в Японию, начальник ленинградского УНКВД Михаил Литвин, не дожидаясь ареста, застрелился, а начальник украинского отделения НКВД Александр Успенский скрылся в неизвестном направлении.
Формальным поводом для снятия Ежова стали сигналы от бдительной «общественности», что он якобы недостаточно хорошо борется с врагами народа, игнорирует доносы активных сотрудников, из рук вон плохо организует работу наркомата и вообще беспробудно пьянствует. Ежова пригласили на заседание Политбюро и вынудили написать заявление по собственному желанию на имя Сталина. В своем послании вождю Ежов признал, что много ошибался, но делал это во благо страны и партии.
24 ноября 1938 года Ежова официально сняли с поста главы НКВД, но оставили на должности секретаря ЦК ВКП(б). Разжалованный нарком имел возможность присутствовать на партийных съездах, но права голоса ему уже не давали. Кульминационным моментом в судьбе Николая Ивановича стал арест его ближайшего помощника Михаила Фриновского, который сразу дал нужные показания против своего бывшего шефа. Со слов Фриновского, Ежов продолжил антисоветскую деятельность своего предшественника Ягоды, наводнил наркомат шпионами и взялся за уничтожение неугодных ему людей. Тут все и началось.
9 апреля 1939 года Ежова снимают с должности наркома водного транспорта и на следующий день арестовывают. Это произошло на выходе из кабинета секретаря ЦК ВКП(б) Георгия Маленкова. О чем там шел разговор – неизвестно. Ежову предъявили ордер на арест, подписанный Берией, в последний раз провели по зданию ЦК и посадили в ожидавший у входа автомобиль.
Хрущев в своих воспоминаниях писал, что в тот день он был приглашен на кремлевскую квартиру к Сталину. В ходе беседы генсек ему сообщил о принятом решении арестовать Ежова, очень «опасного человека». По словам Никиты Сергеевича, Сталин в этот момент сильно нервничал, что с ним случалось крайне редко. Зазвонил телефон, после чего Сталин сообщил, что Ежова арестовали и ведут на допрос, – делился воспоминаниями Хрущев.
Конец «ежовщины»
Ежов прекрасно понимал, какое будущее ему уготовано, ведь он сам отлаживал механизмы беспощадной машины репрессий. Допрос с пристрастием вел самый способный ученик Ежова – Борис Родос. Николай Иванович решил не доводить дело до пыток подписал все, что хотели от него услышать. Он «признал», что сотрудничал с иностранными разведками – польской, немецкой, японской, – вел подрывную работу в партии и активно сотрудничал с троцкистской организацией.
Правда, во время финального заседания Военной коллегии Верховного суда СССР Ежов отказался от данных в кабинетах Лубянки признательных показаний, которые, с его слов, были выбиты под давлением. Однако на окончательный приговор это не повлияло. Ежова расстреляли 4 февраля 1940 года прямо в подвале Военной коллегии. На смерть Николай Иванович шел достойно, пел Интернационал, хотя и обещал умирать с именем Сталина на устах.
В советских СМИ об аресте и казни Николая Ежова не сообщали – всесильный прежде нарком канул в небытие, словно его и не существовало. В НКВД подчистили все архивы с упоминанием имени Ежова, его убрали из энциклопедий и Краткого курса истории ВКП, удалили со всех фотографий с членами ЦК. Всему, что носило имя Ежова было возвращено первоначальное название.
Позднее в разговорах с соратниками Сталин неоднократно с негодованием отзывался о личности Ежова, называя его меpзaвцем и pазлoжившимся человеком, погубившим много честных товарищей. Однако сегодня многие историки признают, что никакого внезапного прозрения у генсека не было. Ежова изначально выбрали на роль чистильщика, чтобы сделать его в конце концов козлом отпущения. Аналогичная процедура была проделана ранее с Генрихом Ягодой.
Острая фаза репрессий миновала и Сталину понадобился более умеренный в своей исполнительности и преданности помощник. Берия в короткие сроки вычистил аппарат НКВД от людей Ежова и приступил к реорганизации наркомата. Особое внимание он уделил содержанию заключенных, в первую очередь тех, кого привлекали к стройкам: они получали зарплату и могли рассчитывать на сокращение срока заключения. По инициативе Берии реабилитировали многих видных деятелей науки и культуры, некоторых из них нарком взял под свою личную опеку. Репрессии на этом не закончились, но их интенсивность резко пошла на убыль. Новая волна репрессий захлестнула СССР только с окончанием войны.
Источник:
© Русская Семерка
