«Отколотые»: что случилось с самой воинственной кастой ГУЛАГа

Законы воровского братства сложились не в одночасье и задолго до появления ГУЛАГа, они зарождались стихийно. «Воровской ход» диктовал уголовникам неписанные правила: не иметь семьи, не сотрудничать с властью, не работать, не обладать предметами роскоши, не владеть частной собственностью, а все нажитое непосильным воровским трудом отправлять в общак.

Предвестие будущего раскола устоявшегося криминального сообщества грянуло в 1940-м, когда в ГУЛАГ рекой потекло ворье из Прибалтики, Белоруссии, Западной Украины и Бессарабии. «Польские воры» (так их прозвали бывалые зэки) не приняли нормы поведения традиционного лагерного общежития. Многие из них отказывались исполнять воровской кодекс по незнанию, другие умышленно. Так или иначе, конфликт между старыми и пришлыми ворами разгорелся нешуточный.

После окончания войны ситуация в лагерном мире накалилась до предела. Дело в том, что в 1942-1943 годах специальным правительственным указом на фронт были отправлены свыше 157 тысяч заключенных, до конца войны это число было доведено почти до миллиона. Те, кому посчастливилось уцелеть, после Победы вернулись в лагеря, однако воровская семья «фронтовиков» не приняла.

Для воров в законе они были «ссученными» – теми, кто преступил незыблемый закон и пошел на сотрудничество с режимом. Более того, «военщина» сама была готова создавать свои правила, не считаясь с традиционными воровскими понятиями. Как писал Варлам Шаламов в «Сучьих войнах», они намеревались «легитимизировать новую символическую реальность. Включить символы войны и фронта в тезаурус блатного мира в качестве разрешенных и, может быть, даже поощряемых, престижных».

В 1947 году грянули «сучьи войны». Воры резали «сук», «суки» убивали блатных. В войну втягивались и другие группировки, формировавшиеся по принципу землячества, национальности, фронтового братства. Сколько погибло в результате масштабной резни – неизвестно, вероятно, десятки тысяч.

Значительная часть «фронтовиков» не причисляла себя ни к черной масти воров в законе, ни к красной масти «ссученных». Среди них было много влиятельных уголовников, которые всерьез рассчитывали на принятие их особого статуса. Но отговорки, что пойти на фронт их вынудили власти, не проходили. Если вор не хотел воевать, он сбегал. И таких случаев было немало.

Новая каста зэков сразу же получила массу прозвищ: «белые медведи», «отколотые», «один на льдине», «челюскинцы», но самым устойчивым было – «ломом подпоясанные». Наиболее типичный образ этой касты – мужик-кремень, волевой и сильный, несгибаемый, готовый идти на противостояние как с воровским сообществом, так и с властью.

Новые нормы «отколотых» не имели ничего общего с прежними законами, более того, сама структура сообщества значительно усложнялась. «Фронтовики» организовывали обширные конспиративные сети как на зоне, так и на воле, устанавливали контакты с должностными лицами; они также разработали комплекс мер для противодействия лагерной администрации.

Прошедшие войну, закаленные фронтом, всегда действовали четко и слаженно, никакого панибратства – только жесткая субординация, как в армии. Их неписаные правила – бескомпромиссность, решительность, подкуп. К общаку отношение сугубо деловое: сколько нужно для достижения цели, столько и будет потрачено. Никаких коллективных решений ­– все подчиняются лидеру.

Несмотря на серьезную фронтовую школу, «ломом подпоясанные» были обречены в войне с «законниками». Во-первых, их было меньше. Они, конечно, пытались рекрутировать в свои ряды вновь прибывших зэков, однако кроме части «польских воров» опереться им было не на кого. «Подпоясанные», чувствовавшие себя изгоями на зоне, нередко решались на побег. Впрочем, их ждала либо смерть в глухой тайге, либо возвращение в лагерь с невыносимыми условиями существования.

Во-вторых, на стороне «законников» была лагерная администрация. Традиционная воровская система, как форма самоорганизации лагерной жизни, была выгодна и удобна властям, поэтому заключенных старались разводить по зонам, согласно масти. На этапе обычно скрывали свою принадлежность к той или иной касте, однако непосредственно перед входом в лагерь происходило разделение.

Как говорят очевидцы, некоторые «ссученные» и «подпоясанные» так и не доходили до бараков. Их убивали, иногда на глазах у охраны. Очень скоро при молчаливом согласии надзирателей большую часть «военщины» перебили, остальные постепенно перешли в категорию «ссученных».