«Паникеры войны»: почему Сталин отказывался верить в нападение Гитлера летом 1941 года

Сведения о возможном вторжении Германии в Советский Союз Кремль получал регулярно. Однако основным источником информации для руководства страны выступало Главное разведывательное управление РККА, возглавляемое Филиппом Голиковым, но его глава так и не сумел убедить Сталина в том, что угроза реальна.

Расплывчатые сведения

Накануне Великой Отечественной войны была восстановлена агентурная сеть внешней разведки СССР, куда были включены четыре отдела: европейский, балканско-восточный, американский и дальневосточный. Центральный аппарат советской военной разведки имел свыше 750 сотрудников, которые управляли более чем сотней резидентур в 32 странах мира. Разумеется, главные усилия ГРУ были сконцентрированы на Третьем рейхе.

Первое сообщение о планах Германии напасть на Советский Союз было получено 18 ноября 1940 года от резидента советской разведки в Японии Рихарда Зорге. В течение зимы и весны 1941 года от Зорге поступили новые данные, свидетельствовавшие об агрессивных планах Германии в отношении СССР. Впоследствии стало известно, что фельдмаршал Кейтель подписал директиву о намеренной дезинформации германских атташе за рубежом, чтобы ввести в заблуждение советское руководство. Именно поэтому сведения, получаемые от Зорге, постоянно менялись.

Недостоверная информация поступала из других источников. К примеру, завербованный сотрудник германского МИДа Рудольф фон Шелиа 29 декабря 1940 года передал шифровку, в которой сообщалось, что Гитлер уже отдал приказ о подготовке войны против СССР и ее начало намечено на март следующего года. Весной 1941 года объявления войны так и не последовало, однако Москве стало известно о переброске нескольких десятков немецких дивизий к советско-германской границе. В дальнейшем даты начала войны смещались не раз.

Особенную активность резидентура проявляла в мае. Так, в донесении от 6 мая военно-морской атташе в Берлине капитан 1-го ранга Воронцов, ссылаясь на одного из высокопоставленных германских офицеров, заявлял, что начало вторжения намечено на середину месяца, его следует ожидать на границе с Прибалтикой и Финляндией. 22 мая уже заместитель Воронцова, Хохлов, докладывал, что нападение переносится на 15 июня, но не исключено и в начале месяца.

Одно за другим поступают сообщения «Красной Капеллы» о концентрации немецких войск на Востоке и планах руководства рейха относительно Советского Союза. Сроки нападения в них не уточняются, однако указывается, что это с большой долей вероятности произойдет в мае-июне 1941 года. За несколько дней до начала войны свод донесений «Красной Капеллы» попал на стол наркому госбезопасности СССР Всеволоду Меркулову, однако тот так и не решился отправить документ Сталину, зная его скептическое отношение к сведениям от иностранной агентуры.

Это провокация!

В мемуарах многих советских партийных и военных деятелей отмечается, что Сталин до последнего не верил в то, что Германия может напасть на СССР: именно поэтому войска и не были приведены в полную боевую готовность. Такое утверждение в целом подтверждается многими источниками. Конечно, Сталин не исключал возможности военной агрессии Германии в будущем, в частности, после войны на Британских островах, однако вторжение летом 1941 года советскому вождю казалось маловероятным.

Маршал Жуков писал, что в начале 1941 года в связи с активностью вермахта вблизи советских границ Сталин написал Гитлеру письмо, в котором просил главу рейха прояснить эту ситуацию. Гитлер, по словам Жукова, в ответном письме заверил Сталина, что сосредоточение немецких войск в Польше мера вынужденная и связана она с необходимость уберечь живую силу от британских бомбардировок. По мнению Георгия Константиновича, Сталин тогда поверил, что Гитлер не нарушит условия пакта.

Однако, факты указывали на то, что германские военные проявляют явный интерес к советской территории. В период с начала января по середину июня 1941 года советские пограничники задержали более двух тысяч нарушителей с немецкой стороны, а служба госбезопасности разоблачила 183 германских агента. Зачастили в советскую воздушную зону и самолеты-разведчики Люфтваффе, однако, нашим истребителям было запрещено их сбивать. Распоряжение шло от самого Сталина, который боялся спровоцировать Гитлера и дать ему повод начать войну.

К началу лета ситуация возле советских границ стала по-настоящему угрожающей, о чем докладывал начальник отдела информации разведуправления РККА подполковник Василий Новобранец генералитету и руководству страны. Любопытно, что донесение было сделано в обход начальника ГРУ Филиппа Голикова. Видимо Новобранец опасался, что этому документу не дадут дальнейшего хода. Тем не менее всерьез к сообщению Новобранца не отнеслись. Подполковник был «сослан» в закрытый санаторий, куда отправляли «паникеров войны».

21 июня было проигнорировано сообщение важного информатора — Герхарда Кегеля – антифашиста, работавшего в германском посольстве в Москве. Нарушив все правила конспирации, он вышел на сотрудника Главного разведывательного управления и сообщил ему, что война начнется через считанные часы. По словам Кегеля, советский военный спокойно воспринял информацию и спросил: «А вы не думаете, что это провокация?».

Не верю

Очевидно, что реакция военного ведомства на концентрацию немецких дивизий в Польше и множественные случаи нарушений военнослужащими вермахта советских границ зависела от мнения первого лица государства. Однако Иосиф Виссарионович, которого, конечно, беспокоили и маневры немецких войск, и сведения, получаемые по каналам внешней разведки, не мог поверить в вероятность германской агрессии. А множественное факты провокаций на советско-германской границе он связывал с поведением отдельных немецких генералов, которое никак не отвечало интересам рейха.

Тем не менее на оценку Сталиным всей этой ситуации мог повлиять начальник ГРУ Филипп Голиков. А его суждения, как показывал ход событий, не отличались постоянством. С одной стороны Голиков докладывал генсеку все, что было известно о планах Берлина и перемещениях германских войск вблизи советских границ, с другой – он и сам не очень доверял агентурной информации. Так, глава ГРУ называл Сталину возможные сроки нападения на Советский Союз, в том числе и точную дату – 22 июня 1941 года, полученную от разных источников, но в то же время делал поправку на то, что такие сведения могут являться дезинформацией англичан или самих немцев.

Верил ли сам Голиков в вероятность войны с Германией? Скорее да, так как множественные факты указывали на это. Однако убедить в этом Сталина он не смог, или не хотел. Начальник ГРУ, как и многие высокопоставленные гражданские или военные чины оказался заложником системы, выстроенной Сталиным, когда любое ошибочное действие может стать роковым. Голиков прекрасно помнил судьбу предыдущих семи глав внешней разведки – все они были обвинены в государственной измене и казнены.

Многие историки вменяют в вину Голикову, что тот давал высшему руководству страны только ту информацию, которая совпадала с мнением Сталина. Иосиф Виссарионович задавал, казалось бы, резонный вопрос: «Зачем Гитлеру нападать на Советский Союз?». Разумеется, ни Голиков, ни кто-либо из генералов не мог дать на него вразумительный ответ. Справедливости ради следует заметить, мало кто тогда в СССР осознавал, что Гитлер способен на безумные действия.

Высказывания некоторых подчиненных Филиппа Ивановича свидетельствуют о том, что их шеф не совсем заслуженно занимал свою должность. К примеру, сотрудница Разведуправления, в прошлом резидент-нелегал Мария Полякова отмечала, что это был «неплохой вояка», совершенно не понимавший специфику разведывательной работы. Сталина он боялся и считался с его мнением больше, чем со сведениями, полученными от собственной агентуры. По словам Поляковой, именно Голиков забраковал донесение Кегеля, который в очередной раз подтвердил точную дату начала войны, написав на нем: «Видимо, дезинформация».

Существует легенда, что на доклад к Сталину Голиков ходил с двумя папками: в одной лежали документы, отражающие реальное положение вещей, которые могли не понравиться генсеку, в другой была собрана информация, полностью совпадающая со сложившимся у Сталина мнением. И в зависимости от настроения вождя глава внешней разведки РККА выкладывал содержимое той или иной папки. Голиков любил озвучивать вождю версию, согласно которой маневры германских армий на восточной границе есть не что иное как маскировка перед высадкой фашистских войск в Англии. Такого взгляда придерживался и Сталин.

А если бы на месте Голикова оказался более решительный глава ГРУ, мог ли он заставить Сталина поверить в реальность германской агрессии? Уверенности в этом нет. Как писал позднее маршал Жуков, многих ответственных лиц версия о нападении Германии не убеждала, так как не имелось достаточных подтверждений в ее пользу. Сталин был абсолютно уверен, что текущее положение дел в Европе совершенно не подталкивает фюрера к началу агрессии против СССР, к тому же он искренне верил, что Гитлер до последней буквы выполнит условия пакта.