«Погребальщики»: какие претензии были к похоронным командам на Великой Отечественной

Как известно, на войне может случиться всякое. Находясь в состоянии постоянного стресса в течение долгого времени, люди неизбежно становятся суеверными. Страх смерти или тяжелого ранения пробуждает в солдатах и офицерах первобытный ужас. И бойцы начинают надеяться на помощь оберегов и талисманов, верят в различные приметы. Они хватаются за любую иррациональную возможность обмануть пресловутую даму с косой.

Еще в ходе советско-финской войны 1939-1940 годов руководству Красной Армии стало понятно – в воинских частях необходимо создавать специальные похоронные команды, поскольку погибших было так много, что боевые товарищи не успевали придавать их земле должным образом. Приказ No 138 народного комиссара обороны СССР С.К. Тимошенко от 15 марта 1941 года утвердил «Положение о персональном учете потерь и погребении погибшего личного состава Красной армии в военное время». Известный автор-фронтовик Владимир Осипович Богомолов написал документальный роман «Жизнь моя, иль ты приснилась мне», где рассказал, как будучи одним из бойцов 71-й армии, в 1943 году недолго служил войсковым могильщиком.

«Солдаты из похоронной команды, или, как их называют местные жители, «погребальщики», все с какими-то мрачными лицами, неразговорчивые, одетые, как на кухне, в передники, в резиновых перчатках и сапогах, без противогазов, ходят, ползают, переворачивают тела... Убитых кладут по два на плащ-палатку, тащат к опушке и сваливают в стоящую подводу, как бревна, сверху прикрывают брезентом и везут на кладбище для захоронения...» – такую унылую картину описал В.О. Богомолов.

Автор отметил, что к работе могильщиков у военного руководства было немало претензий, часто обоснованных. На поле боя регулярно оставались не погребенными сотни трупов; покойников хоронили как придется: в окопах, воронках от разорвавшихся снарядов; могильные надписи не оформлялись; сведения о погибших терялись; а боевые награды воинов бесследно исчезали, хотя должны были передаваться родственникам. Основная причина всех этих нарушений – огромное количество погибших, похоронные команды просто не справлялись со своей задачей. Кстати, могильщиков многие суеверные военнослужащие старались обходить стороной, чтобы не стать их «клиентами» после боя.

Специалист по военной истории Елена Спартаковна Сенявская считает солдатские суеверия особой формой бытовой религиозности. Выросшие в атеистическом советском обществе люди, попав в стрессовые условия, часто ударялись в мистицизм. Об этом исследовательница написала в своей книге «Психология войны в ХХ веке. Исторический опыт России». Например, по словам военных, непосредственно перед боевой операцией под запрет попадали сразу несколько действий:
мыться, стричься и бриться, словно готовиться на тот свет;
надевать новую одежду, подходящую для похорон;
дарить личные вещи сослуживцам, как будто они тебе больше не понадобятся;
писать письмо родным, напоминающее прощальное;
фотографироваться, чтобы оставить о себе долгую память;
говорить о скорой смерти и возможных жертвах;
поддаваться панике или материться.

Кроме того, вещи погибшего, которые он лично мог подарить перед смертью, носить при себе считалось дурной приметой. Солдаты опасались, что этот предмет «утянет» на тот свет и нового владельца вслед за предыдущим. Воины-афганцы, а также советские граждане, служившие в других горячих точках, придерживались всех этих суеверий, как и солдаты Великой Отечественной.

Если бойцы Первой мировой и последовавшей за ней Гражданской войны носили у сердца листочки с особыми молитвами-оберегами, то их сыновья в 1941-1945 годах считали, что пулю от сердца способна отвести фотография любимой девушки или стихотворение К. М. Симонова «Жди меня», переписанное собственноручно. Этому проникновенному литературному произведению бойцы Великой Отечественной приписывали поистине мистическую силу. Многие участники Афганской войны надеялись, что уберечь их от гибели могут снимки детей и родных.

Кандидат педагогических наук Сергей Эдуардович Зверев – автор научной статьи «Суеверия как компонент воинской субкультуры», которая была опубликована в журнале «Вестник Санкт-Петербургского государственного института культуры» (No 2 (19) за 2014 год). В ней исследователь отметил, что на войне у каждого человека происходит глубокая переоценка ценностей, а религиозные люди оказываются перед ужасающим фактом: грех ненаказуем. Поэтому на смену рациональному восприятию реальности приходят мистические умозаключения. С.Э. Зверев предложил такую классификацию солдатских суеверий:
вера в приметы;
вера в судьбу, в несчастливые даты, в заговоры от смерти;
одушевление боевой техники и оружия;
вера в талисманы и амулеты.

«Широко распространенным воинским суеверием является упрямая приверженность военнослужащих предметам обмундирования и снаряжения, побывавшим с бойцом в ряде опасных переплетов, из которых удавалось удачно выкарабкаться», – написал С.Э. Зверев.

Солдат надеется, что «счастливый» автомат, или походный бинокль, или фляжка, или любой другой предмет поможет избежать гибели или ранения и в следующих боях по принципу аналогии. Не случайно самолетам, вертолетам, танкам и артиллерийским орудиям советские воины часто присваивали имена своих матерей или возлюбленных. Такое одушевление техники придавало бойцам уверенности.

В качестве воинского талисмана мог выступать любой предмет: первый патрон, авторучка, пуговица, мундштук и т.д. Порой эти вещи были связаны с мирной, довоенной жизнью человека, его профессией или хобби. Об амулетах никому не рассказывали, ведь от этого они, как считалось, теряют свою магическую силу. Для суеверного солдата потеря талисмана означала скорую гибель, а его поломка – ранение настолько тяжелое, насколько сильно был поврежден оберег.

В статье «Суеверия как компонент воинской субкультуры» приведена примечательная история, которую воспоминал ветеран Великой Отечественной войны Георгий Александрович Калиняк, служивший в 63-й гвардейской стрелковой дивизии. Один из его боевых товарищей – немолодой пехотинец А.М. Загорулько – всю войну проносил с собой тяжеленный утюг, работавший на углях. И это несмотря на воинское снаряжение и обмундирование, весившее тоже немало.

Видимо, утюг для солдата был чем-то большим, чем просто бесполезная на войне вещь. Он должен был магическим образом обеспечить возвращение в мирную жизнь, к супруге, которая будет им гладить вещи.