«Прообраз Ассоль»: почему вдову Александра Грина обвиняли в работе на гитлеровцев

В 1921 году 40-летний Александр Грин женился на Нине Мироновой, которая была младше его на 14 лет. Третий брак писателя принёс ему долгожданное семейное счастье. Литературоведы называют Нину Грин прообразом Ассоль из «Алых парусов» (повесть вышла в 1922 году). После смерти Грина судьба его вдовы в Советском Союзе сложилась непросто. Во время Великой Отечественной войны Нина Грин оказалась в оккупации, а после войны её обвинили в измене Родине.

«Ассоль» без Грина

Александр Грин скончался 8 июня 1932 года от рака желудка. После его смерти Нина Грин осталась жить в посёлке Старый Крым, в саманном домике, который стал собственностью семьи незадолго до трагедии. Поначалу женщина жила вдвоём с матерью, но в 1934 году повторно вышла замуж за врача Петра Нания. Этот брак, оказавшийся неудачным, распался в 1941 году.

Жизнь вдовы Грина резко изменилась с приходом немецких оккупантов. По предложению городской управы с 29 января 1942 года женщина поступила на работу в типографию, поначалу корректором, а потом заведующей. Нина Грин была занята в выпуске листка «Официальный бюллетень Старо-Крымского района». Правда, в течение пяти месяцев она находилась на больничном, проходя курс лечения от инфекционной желтухи в Симферополе.

В марте 1943 года вдову Грина повысили до редактора издания. Она оставалась во главе «Бюллетеня», пока в том же месяце немцы не закрыли типографию. По другим данным, она работала до 15 октября 1943 года.

Некоторые эпизоды того времени показывают, что Нина Грин не была «идейной» коллаборационисткой. В частности, она спасла от расстрела 13 заложников, захваченных немцами из числа местных жителей. Вдова Грина уговорила главу городской управы поручиться за этих людей, что впоследствии подтверждали четыре свидетеля. Сотрудница типографии также передавала сведения о военном положении советским партизанам. Об этой стороне деятельности Нины Грин рассказывал командир третьей бригады Восточного соединения партизан Александр Куликовский. Впрочем, в списках связных Старокрымского района женщина официально не значилась.

Но имели место и другие события. По доносу Нины Грин пострадал завхоз Старокрымской поликлиники – «старый партизан» Владимир Чумасов. У мужчины имелось 20 кг «трофейной» бумаги. Нина Грин попросила принести их в редакцию, а когда Чумасов отказался – «сдала» его немцам.

При приближении Красной Армии распространились слухи, что солдаты убивают всех, кто служил при немцах. Испугавшись расправы, в январе 1944 года Нина Грин уехала в Одессу. В числе других беженцев она поездом отправилась в Германию. Вдова писателя попала в лагерь для остарбайтеров на железной дороге в Бреслау, где трудилась медсестрой. В январе 1945 года фашисты сожгли лагерь и погнали славян в пересыльный лагерь под Эггером. Во время бомбёжки Нина Грин спряталась в куче мусора и так сумела оторваться от эшелона.

Под следствием

День Победы Нина Грин встретила в окрестностях Любека, который был освобождён американцами, а позже попал в британскую зону оккупации. Женщина состояла работницей у деревенского писаря. Она вполне могла «влиться» во вторую волну эмиграции. Однако Нину Грин мучила тоска по Родине, и в итоге она подала документы на репатриацию. После трёх месяцев, проведённых в Ростоке, осенью 1945 года Нина Грин вернулась в Советский Союз.

«Там хорошо, – говорила она о Западе, – но моё плохое мне дороже, чем это хорошее».

2 октября 1945 года вдова Грина добралась до Старого Крыма и тут же подала заявление в МГБ. Вероятно, она рассчитывала на снисхождение, поскольку имя её мужа было весьма известным в СССР. Но 19 октября женщину арестовали. Следователи уличили её в измене Родине и сотрудничестве с фашистскими карателями. Биограф Грина Алексей Варламов полагает, что жестоких методов следствия по отношению к женщине не применялось.

На допросах Нина Грин объясняла, что не уехала из Крыма, так как имела на руках 70-летнюю мать, да и сама страдала от приступов грудной жабы. Работать во вражеской типографии её вынудило «тяжёлое материальное положение». У немцев Нина Грин зарабатывала в месяц сначала 600 рублей, а затем 1100 рублей. Кроме этого сыграл свою роль страх за психически больную мать, которая подлежала уничтожению при гитлеровском «новом порядке».

Нина Грин признавала, что публиковала лживые сводки и статьи антисоветского характера, перепечатанные из газеты «Голос Крыма». Однако, по её словам, в данной ситуации она «другого сделать не могла».

«Нина Николаевна говорила, что немецкая управа с её мнением не считалась. Им надо было громкое имя во главе бюллетеня, а материал они формировали сами. Протест был бесполезен», – отмечает литературовед Николай Кобзев.

Суд над вдовой писателя в Симферополе был публичным. Нина Грин полностью признала себя виновной во всём, за исключением доносов в жандармерию.
«Прошу суд учесть мою болезнь, преклонный возраст и строго меня не наказывать, так как хочу Родине принести еще пользу в части восстановления Дома-музея моего покойного мужа писателя Грина и солнцелечебницы», – обратилась она к суду.

Однако советская репрессивная машина не приняла во внимание ни оправданий Нины Грин, ни её помощи антинемецкому сопротивлению. Нина Грин была приговорена к 10 годам лишения свободы.

С 1946 по 1953 годы Нина Грин находилась в лагерях на Печоре, в частности, в посёлке Иоссер (Княжпогостский район Республики Коми). Вновь, как и в Германии, она смогла устроиться на лёгкую работу – медсестрой в госпитале. Ещё два года Нина Грин провела в лагере «для доходяг» под Астраханью.

Реабилитирована посмертно

Освободившись в 1955 году по амнистии, вдова Грина поначалу жила Москве, а в 1956 году, получив гонорар за произведения мужа, переехала в Старый Крым. Приобретённый ею в 1930-х годах дом на тот момент принадлежал первому секретарю Старокрымского райкома партии Леониду Иванову, а саманный домик, где умер Грин, чиновник использовал в качестве курятника.

Попытки Нины Грин устроить в посёлке литературный музей наткнулись на сопротивление местной власти. Работники райкома распускали слухи, что за год до смерти Грина его жена перестала с ним жить, а когда писатель заболел, за ним якобы ухаживали тёща и соседи. В Старом Крыму Нину Грин называли «фашисткой» и «шпионкой». Утверждали, что она сожительствовала с германскими офицерами и переливала врагам кровь советских детей. После смерти Нины Грин в 1970 году власти не позволили похоронить «Ассоль» рядом с мужем.

При жизни вдова Грина дважды безуспешно добивалась реабилитации – в 1958 году и в 1965 году. Лишь в 1997 году прокуратура Автономной республики Крым посмертно реабилитировала Нину Грин, установив, что она не участвовала в карательных акциях, и состава предательства в её действиях не было.