«Пулковское дело»: почему советских астрономов обвинили в подготовке ликвидации Сталина

19 июня 1936 года территорию Советского Союза накрыло солнечное затмение. Полоса полной фазы проходила через такие крупные города, как Туапсе, Краснодар, Элиста, Кустанай, Омск, Томск и Хабаровск. Результаты наблюдений могли бы стать настоящим триумфом советской астрономии... если бы не «доблестные» сотрудники НКВД. Начавшаяся в 1936 году волна репрессий против учёных, известная под названием «Пулковское дело», поражает нелепостью и абсурдностью обвинений, предъявленных астрономам, геофизикам и геологам.

НКВД против «звездочётов»

Отношения советской власти и науки изначально были сложными. Несмотря на провозглашённый большевиками «материализм», на первом месте для них стояли не научные факты, а марксисткая идеология, возведённая в ранг квазирелигиозной доктрины. В то же время в научной среде оставалось особенно много представителей «старой», дореволюционной интеллигенции, узких специалистов в своих областях знания. Некоторых из них большевики готовы были всячески «задабривать» из-за их всемирной известности, как академика Павлова, например. Других ценили за экономически выгодные результаты их работы.

Астрономы Пулковской обсерватории не относились ни к той, ни к другой категории. Несмотря на высокий авторитет Пулково в мировом научном сообществе, советские чиновники 1930-х годов плохо представляли себе значение и пользу астрономии. Эта наука казалась максимально далёкой от нужд «реальной жизни». По-видимому, отсюда и возник план «проредить» сообщество астрономов, сократив тем самым государственные расходы на их содержание.

Поводом для репрессий послужило как раз «Большое советское затмение», как его окрестили газеты. Готовясь к затмению, отечественные астрономы наводили контакты с зарубежными коллегами. Однако в эпоху «культа личности» поездки за рубеж, в отличие от 1920-х годов, уже сами по себе сделались опасным предприятием. На этом «погорел» директор Астрономического института Борис Нумеров. В октябре 1936 года 45-летнего учёного вместе с рядом его сотрудников арестовали как участника контрреволюционной организации астрономов, якобы готовившей свержение советской власти по заданию Германии. Нумеров был осуждён, и в сентябре 1941 года расстрелян вместе с другими узниками Орловской тюрьмы, накануне сдачи города немцам.

Так же трагично сложилась судьба другого высокопоставленного учёного – директора Пулковской обсерватории Бориса Герасимовича, основоположника теоретической астрофизики. Его «взяли» в разгар «большого террора», 28 июня 1937 года, а уже в ноябре Герасимович был расстрелян. Наряду с крупными фигурами пострадало больше сотни «рядовых» научных сотрудников. «Пулковское дело» затронуло 16% советских астрономов, а также сотрудничавших с ними специалистов в области геофизики, математики, геологии. В числе репрессированных можно назвать имена Евгения Перепелкина (астроном), Максимилиана Мусселиуса (астроном-геодезист), Николая Свитальского (геолог), Всеволода Фредерикса (физик) и других. Следователи объявили учёных «фашистами», «троцкистами» и «украинскими буржуазными националистами». 19 человек бы приговорены к высшей мере наказания, остальные отправились в лагеря (где многие скончались от невыносимых условий). Аресты отдельных деятелей науки «по вновь открывшимся фактам» продолжались вплоть до 1942 года, причём, не только в Ленинграде, но и в других городах.

«Супероружие» против товарища Сталина

Трафаретные формулировки следственных дел с обвинениями во вредительстве и шпионаже наскучивали даже самим чекистам. Поэтому при «отработке» Пулковского дела следователи проявили недюжинную фантазию, благо, к этому подталкивала сама сфера деятельности арестованных. Однако в науке сотрудники НКВД не разбирались совершенно, поэтому составленные ими протоколы выглядят полнейшим абсурдом и нагромождением выдумок. Учёные соглашались подписывать самые фантастические признательные показания, лишь бы избежать пыток.

Например, согласно материалам дела, астрономы якобы нашли неожиданное применение линзе большого телескопа. С его помощью они собирались сфокусировать космические лучи, чтобы направить их на товарища Сталина. Какие магические свойства малообразованные чекисты приписывали космическому излучению, остаётся лишь догадываться. Теоретически с помощью сфокусированного солнечного света можно было «поджарить» предварительно обездвиженного Сталина. Но менее осуществимый на практике способ политического покушения трудно себе представить. Некоторые арестованные, как, например, профессор Николай Безбородько, сознательно наговаривали на себя разные нелепости, надеясь, что советское правосудие заметит абсурдность приведенных сведений и во всём разберётся. Но эти надежды оказались тщетными.

Так, суд поверил, что астрофизик Николай Козырев собирался перенаправить русло Волги на Запад. Научному консультанту Главной астрономической обсерватории по радиофизике Александру Константинову приписали намерение сделать «сейсмическую бомбу», с помощью которой Константинов якобы хотел убить Сталина «на заседании Президиума». Учёного осудили на 10 лет «без права переписки». Как следователи представляли себе устройство, способное вызвать локальное землетрясение, история умалчивает. Видимо, чекисты отталкивались от реальных разработок Константинова, который изобрёл электросейсмограф, пригодный для разведки полезных ископаемых.

К числу жертв «Пулковского дела» относят и знаменитого Льва Термена, изобретателя «космического инструмента» терменвокса, который демонстрировал его работу самому Ленину. Эта давняя связь с властью не помогла Термену. Его подвела дружба с Константиновым. Изобретателя заставили признаться в том, что он вместе с группой астрофизиков планировал убить Сергея Кирова во время его посещения Пулковской обсерватории. По этой версии, учёные якобы заложили фугас в маятник Фуко. Чтобы бомба сработала, Лев Термен должен был подать радиосигнал в тот момент, когда Киров окажется в зоне действия взрывного устройства.

«Следователя не смутили факты, что маятник Фуко находится не в Пулково, а в Исаакиевском соборе», и что в момент убийства Кирова Термен обитал в США», – отмечает биограф Льва Термена Светлана Ковалёва.
Имена репрессированных учёных вернулись в науку лишь в 1950-х годах, после реабилитации.