13/01/22

Сельхозлагеря ГУЛАГа: почему в них умирали чаще, чем на Колыме

Многим зэкам ГУЛАГа сельскохозяйственные лагеря казались «землёй обетованной». Узники надеялись, что на производстве сельхозпродукции им удастся наесться досыта. Для части жителей СССР, привычных к деревенской жизни, такая работа была легче, чем лесоповал или добыча руды. Однако из-за плохой организации труда реальная смертность в сельхозлагерях порой даже превышала показатели страшных северных лагерей.

«Совхозы» ГУЛАГа

Сталинский ГУЛАГ, будучи «страной в стране», в экономическом плане мало чем отличался от капиталистической корпорации. Начальство стремилось получать «прибыль», или, по крайней мере, выйти на самообеспечение лагерей. Прежде всего это касалось питания – зачем привозить «врагам народа» хлеб из колхозов, когда они и сами в состоянии себя прокормить? Так возникла идея сельскохозяйственных лагерей.

Статистические данные о них приводятся в книге Владимира Тряхова «ГУЛАГ и война. Жестокая правда документов». К 1945 году на территории СССР насчитывалось четыре сельхозлагеря, один рыболовецкий лагерь, а также 132 сельскохозяйственные колонии и 277 подсобных сельских хозяйств.

Одним из крупнейших сельхозлагерей был Карлаг – Карагандинский ИТЛ, занимавший в центральном Казахстане площадь, сравнимую с территорией Франции. Его «столицей» было село Долинское. С 1931 года здесь функционировал совхоз НКВД «Гигант». По состоянию на 1 августа 1945 года, Карлаг имел 95 тысяч га посевных площадей, 220 тракторов и 55 комбайнов. 226 тысяч овец, 27 тысяч голов крупного рогатого скота. На заводах заключённые сушили овощи, производили масло, сахар и другие продукты.

Ещё один сравнимый по масштабам сельхозлагерь – Сиблаг на территории Новосибирской и Кемеровской областей. Здесь насчитывалось 45 тысяч га посевной площади, 29 тысяч голов свиней и 10 тысяч голов КРС.

Полностью отказаться от привозной еды не удалось, но в последние годы войны заключённые ГУЛАГа на 100% сами обеспечивали себя по овощам и на 80% – по картофелю.

Смертность в сельхозлагерях

Официально нормы питания в сельхозлагерях были не лучше, чем в остальных подразделениях ГУЛАГа. Лишь изредка зэкам удавалось тайком стащить лишнюю картофелину или редиску.

«Наши мечты сбывались только частично, когда нас на неделю привозили на уборку помидора и картофеля, – вспоминал бывший узник сельхозлагеря Николай Соболев. – Тогда, в течение недели, мы наедались вдоволь помидорами и картофелем».
Смертность в сельскохозяйственных лагерях была весьма высокой. Например, в 1935 году смертность по Карлагу составляла 2,03% от среднесписочного состава. Эти показатели были хуже, например, чем в Ухтпечлаге (Воркута), Дальлаге (Дальний Восток) и лагере Беломор-Балтийского канала. В Сиблаге в тот же период смертность и вовсе была в два раза выше.

В чём же была причина такой смертности, учитывая доступ заключённых к продуктам? Историк Михаил Наконечный из Санкт-Петербургского института истории РАН опубликовал документ, проливающий свет на этот вопрос. Это сообщение начальника тюремного управления НКВД СССР Михаила Никольского. В июне 1945 года он направил запрос в прокуратуру с просьбой сообщить фамилии 30 заключённых-«жалобщиков» из Карлага.

«В Карлаг, как правило, направляется из тюрем только физически неполноценный (ослабленный и истощённый) контингент осуждённых, – писал Никольский. – Этим, видимо, прежде всего объясняется прибытие 30 заключённых из Чкалова в истощённом состоянии».

Проще говоря, в сельхозлагеря отправляли дистрофиков и цинготников, от которых не было проку на «серьёзном» производстве. Сообщение Никольского – не единственный источник подобной информации. Например, в одном из архивных документов, обнаруженных Владимиром Тряховым, Карлаг назван в числе лагерей «с большой концентрацией инвалидов».

Такая специфическая практика подтверждается и воспоминаниями узников ГУЛАГа. Тот же Николай Соболев на момент отправки в сельхозлагерь летом 1945 года, по его признанию, был «доходягой».

Согласно документам, в Карлаге умирало множество инвалидов старше 50 лет. В Сиблаге, имевшем большое сельскохозяйственное подразделение, смертность среди инвалидов составляла 66%. Людей изматывала непосильная работа. Порой требовалось пройти с десяток километров утром и вечером лишь затем, чтобы попасть на рабочее место.

«День – от зари до зари. Казалось бы, силы хватит только дойти до своей койки, свалиться, как мешок, и спать, спать», – так описывала Бурминское отделение Карлага отбывавшая здесь наказание любовница адмирала Колчака Анна Тимирёва.

Страшнее, чем на Колыме

Заключённые сельхозлагерей умирали из-за халатности начальства, отсутствия медицинской помощи, скверных санитарных условий. Например, в 1940 году в Бурминском отделении скончалась Юлия Соколова-Пятницкая, вдова репрессированного «старого большевика» Осипа Пятницкого. По свидетельству её сына, Юлия Пятницкая простудилась и получила воспаление лёгких. Вместо того, чтобы лечить женщину, её попросту уложили в кошаре – сарае для овец. В этих условиях она и умерла. Двое «блатных», которым поручили похороны, зарыли тело Пятницкой в степи.

Жертвами Карлага нередко становились дети узниц. Им приходилось жить в неотапливаемых бараках, а ясли продувались сквозняками. Например, только в сентябре-октябре 1939 года, согласно докладу начальника политотдела ГУЛАГа Васильева, в Карлаге умерло 98 детей. У большинства была диагностирована пневмония. Вслед за ними от депрессии частенько умирали их матери, многие женщины от отчаяния сводили счеты с жизнью.

Как считает Михаил Наконечный, в годы Великой Отечественной войны сельскохозяйственные лагеря имели даже «более высокие показатели зарегистрированной заболеваемости и смертности», чем в «приоритетных» Норильлаге и Севвостлаге (Колыма).

Есть свидетельства, что в северные лагеря действительно старались посылать наиболее здоровых и сильных в физическом отношении заключённых. «Доходягам» там было делать нечего, и их посылали умирать в «периферийные» лагеря.