Василий Шукшин: в какой банде был писатель в середине 1940-х

В 1943 году Василий Шукшин окончил семилетнюю школу и поступил в автомобильный техникум в Бийске. Учеба не шла, поршни и карбюраторы наводили тоску, и техникум Василий бросил. С 1947 до самого призыва в армию Шукшин работал слесарем – во Владимире, в Калуге, в Подмосковье. Добирался парень до центральной России с Алтая едва ли не автостопом, у его матери, в одиночку поднимавшей двоих детей, возможности финансировать его скитания не было.

Вот к этому-то времени относится легенда о том, что Василий Макарович, якобы прибился в Казани к какой-то банде.

Вроде бы, некий преподаватель Казанского университета по фамилии Никитчанов в 1946 году (тогда он еще не был преподавателем, а был просто молодым человеком, увлеченным радиоделом) столкнулся на барахолке, где торговали радиодеталями, с группой местной шпаны. Его оттеснили в сторону и скомандовали одному из своих: «Эй, писатель, это для тебя!». И «писатель» подошел. Никитчанов вспоминал, что это был парень в опрятном лыжном костюме, скуластый и невысокий. Грабитель и потенциальная жертва разговорились. «Лыжник» рассказал Никитчанову, что он с Алтая, с реки Катуни, и вполне серьезно подтвердил - да, он писатель! А здесь, в банде просто собирает литературный материал о жизни уголовников. Он попросил, чтобы Никитчанов сам отдал ему какие-то деньги, иначе шпана может «не понять», и, получив свои 3 рубля, удалился, бросив напоследок: «Меня зовут Василий Макарович Шукшин. Не забудь! Может быть, еще услышишь».

Впервые эту историю изложил в своей книге, посвященной Шукшину, и вышедшей в серии ЖЗЛ, писатель Коробов. Письмо от Никитчанова, где был описан этот эпизод, Коробов получил в 1978 году.

Впоследствии о бандитских похождениях юного Василия Макаровича писал и другой биограф Шукшина – Варламов. Об этом же рассказывали в интервью и другие исследователи творчества знаменитого алтайца, например, литературовед Ольга Зубова. Но источник у всех был один – казанский преподаватель Никитчанов. Которого, кстати говоря, никто из ссылавшихся на него биографов, не видел.

Варламов об этой странице жизни своего героя говорит сдержанно: «… он работал в Калуге, Владимире, в Подмосковье в условиях тяжелейших, мог сто раз пропасть, сгинуть, оказаться в тюрьме... Весь герой «Калины красной» Егор Прокудин оттуда».

Доктор филологических наук, доцент Алтайского университета Д.В. Марьин, занимающийся исследованием творчества Шукшина, считает эту историю совершенно невероятной.

В письме Никитчанова, приведенном в книге Коробова, встреча с Шукшиным датируется 1946 годом. Но точно установлено, что в 1946-м Шукшин еще маялся в техникуме в Бийске. Из дома он уехал во второй половине апреля 1947 года, а 5 мая был принят на работу в Подмосковье, о чем есть запись в трудовой книжке. Возможно, вся эта история родилась под впечатлением фильма «Калина красная», который вышел на экраны в 1973 году.

Появление этого мифа исследователи творчества Шукшина, в том числе и Варламов, Марьин, другие, считают отчасти результатом того, что и сам Василий Макарович был не чужд желания приукрасить свою биографию. Впрочем, вокруг таких ярких личностей неизменно возникает множество домыслов и баек.

К их числу относится, например, история о том, что Шукшин, приехав из алтайской глухомани в Москву, якобы, сам толком не знал, куда именно он подал документы и поступил во ВГИК «случайно». На самом деле Шукшин прекрасно знал о существовании режиссерского факультета во ВГИКе. Еще в армии он был режиссером самодеятельного кружка, а перед отъездом из Сростков написал в приемную комиссию письмо с просьбой сообщить о том, какие экзамены предусмотрены для абитуриентов.

Еще один миф, который активно культивировал сам Шукшин: якобы на экзамене он сказал Ромму, что не читал «Войну и мир», книга больно толстая, он не осилил, но его все равно приняли «за правду жизни». На самом деле Шукшин в детстве читал так много, что его мать не шутя боялась, что Васька свихнется от чтения, бывали, дескать, такие случаи! Вступительное сочинение по литературе он написал на «четыре» в то время, как рафинированный москвич Тарковский, например, только на «три».

Еще одна байка, которую любят приводить в рассказах о нем: что Шукшин шокировал столичный бомонд, появляясь неизменно в кирзовых сапогах и кое-как одетым. Это тоже неправда. Поступать он действительно приехал в сапогах, но очень скоро стал одеваться вполне по-столичному.

Все эти байки эксплуатируют образ Шукшина, самородка из глухой алтайской деревни, не растерявшего своей самобытности в условиях большого города. Однако, Шукшин никогда не нуждался в таком нарочитом подчеркивании своей «народности».