Военная цензура Великой Отечественной: кого запрещено было снимать фотокорреспондентам

У советской военной пропаганды, ставившей на первое место воспевание мужества бойцов Красной Армии, была и тёмная сторона – замалчивание судеб многочисленных инвалидов войны. Государство практически отвернулось от искалеченных жертв кровавой бойни, запретив даже фотографировать их.

Фотоцензура

С фотоаппаратом на передовой можно было увидеть немногих людей. В их числе – фотокорреспонденты ведущих военных и гражданских изданий, которым в политуправлениях давали чёткие инструкции – что можно, а что нельзя снимать. Фотокор дивизионной газеты «За Родину!» Георгий Луговой, вспоминал, например, что любые боевые действия фотографировать вообще запрещалось. Главным образом фотограф делал «парадные» портреты солдат и офицеров на фоне Красного знамени. Что-то иное в советскую печать попадало нечасто и подвергалось жёсткой цензуре. Как пишет исследователь Олег Бакулин, «запрещались к публикации фотоснимки, которые могли деморализовать советских граждан в тылу и на фронте».

«Очевидно, что цензурные ограничения распространялись на фотографии раненых советских военнослужащих», — отмечает автор. – Первая фотография раненых красноармейцев была опубликована в «Огоньке» лишь спустя месяц после начала войны, в No22 (744) от 27 июля 1941 г. – на снимке Л. Великжанина изображена медсестра, беседующая с двумя ранеными улыбающимися красноармейцами. Анализ опубликованных в «Огоньке» фотоснимков свидетельствует о том, что к публикации допускались лишь те кадры, на которых были изображены раненые, жизнь которых находится в безопасности – напротив, они окружены заботой и вниманием врачей, медсестёр или близких».

Перлюстрация писем

Наряду с официальной печатью цензоры внимательно следили и за частной корресподенцией. Они понимали, что любые «шокирующие» кадры могут моментально разойтись по рукам. В 2014 году на Украине было рассекречено распоряжение от 26 января 1945 года за подписью заместителя начальника отдела «В» НКГБ СССР подполковника госбезопасности Соломона Гутермана. В документе отмечалось, что «за последнее время отмечены случаи пересылки в письмах одиночных и групповых фотоснимков инвалидов Отечественной войны, изувеченных тяжелыми ранениями на фронте». Подполковник предположил, что данные фотографии могут «организованно засылаться вражескими элементами в провокационных целях». В связи с этим сотрудникам НКГБ на местах приказывалось изымать подобные снимки из писем. Речь шла об изображениях лиц с тяжелыми увечьями: ослепших, с ампутированными руками и ногами (их называли «самоварами»), изуродованными лицами. Если кадр носил «случайный» характер, само письмо доставлялось адресату. Однако подобный исход дела ещё можно было считать благополучным:

«В случае злонамеренного распространения в письмах нежелательных фотоснимков необходимо эти письма подвергать конфискации и вместе с фотоснимками направлять в соответствующие органы НКГБ или контрразведки «Смерш» для оперативных выводов в отношении злоумышленников», — гласил приказ.

Фотографии должны были сохраняться – на случай каких-либо претензий. Вероятно, эти снимки по сей день находятся в архивах под грифом «Совершенно секретно», хотя сегодня мало кто сомневается, что война – это не только фанфары Победы, но ещё и горе, и ужас.

Добавим, что на фоне всего вышеописанного не кажется неправдоподобной версия о том, что в 1948 году нищенствующих инвалидов тысячами отлавливали, доставляли в специнтернаты-лагеря, расстреливали и топили в баржах. Негативное отношение к этим людям, потерявшим здоровье от немецких пуль и бомб, сохранялась даже спустя многие годы после. Например, партийные чиновники критиковали за «садизм» советского художника Геннадия Доброва, который в 1970-х годах, побывав в интернате на острове Валаам, нарисовал 36 портретов инвалидов-фронтовиков. По-видимому, коммунистов нервировал сам внешний вид этих людей, не обеспеченных протезами и десятилетиями влачивших жалкое существование – слишком сильно он шёл вразрез с декларируемыми достижениями «развитого социализма».