Софья Бокий была известна своей добротой и щедростью. Она заботилась о Николае Ежове, называя его "воробышком", словно о собственном ребенке. В то время Ежов мало говорил, но в себе затаил обиду на Софью Александровну.
Хлебосольные супруги
Николаю Ивановичу Ежову путь в жизнь открыл Иван Михайлович Москвин. Они познакомились в 1925 году на одной из встреч. Вскоре Москвин стал доверять Ежову все руководящие кадры в партии и пригласил его работать у себя. Москвин считал Ежова лучшим работником и уверенно поручал ему любые задания, не требующие контроля.
Иван Москвин и его ценный сотрудник проводили даже обеденные перерывы вместе. Они ездили домой к Москвину, где его жена, Софья Александровна Бокий, славилась своим гостеприимством. Таким образом, Ежов незаметно стал другом этой семьи. Неудивительно, что в то время супруги Москвины были для Николая Ивановича всем, как утверждает Алексей Полянский, автор книги "Ежов: история 'железного' сталинского наркома".
Материнская жалость
Не смел Николай Ежов и показывать обиду, когда Софья Бокий называла его «воробышком». Бокий так окрестила Ежова, скорее всего, руководствуясь каким-то материнским чувством. В те годы Николай Иванович носил одну и ту же одежду – синюю косоворотку из сатина и довольно мятый костюм. Кроме того, Ежов стремился сделать карьеру, а потому тогда лишний раз рта не раскрывал. Сидя за хлебосольным столом Москвиных, он больше помалкивал.
А Софья Александровна хлопотала возле Николая Ежова, который, по ее мнению, отличался болезненной худобой. Бокий все приговаривала: «Воробышек, ешьте вот это. Вам надо больше есть, Воробышек». По крайней мере, именно о таком отношении к Ежову в доме Москвиных вспоминал известный писатель Лев Разгон. Как утверждал Разгон, тихий и маленький Николай Иванович просто не мог не вызывать не только жалость к себе, но даже нечто вроде нежности.
Обидчивый нарком
Николай Ежов, не произнося ни слова, «клевал» угощение в доме Москвиных, но обиду на них, по всей видимости, затаил. В 1937 году, то есть тогда, когда Ежов уже занял пост народного комиссара внутренних дел страны, Иван Москвин был арестован. Лев Разгон рассказывал, что он справлялся о Москвине, и ему сообщили приговор: «10 лет лагерей без права переписки». В то время Разгон еще не знал, что это означает расстрел. Иван Михайлович действительно был расстрелян в том же 1937 году.
Не забыл Ежов и супругу Москвина, Софью Александровну. Как пишет Леонид Млечин в своей книге «КГБ. Председатели органов госбезопасности. Рассекреченные судьбы», на ордере, выданном на арест Ивана Москвина, Николай Иванович приписал: «И жену тоже». На допросах эта добрая и щедрая женщина, как ее характеризовал Разгон, призналась в том, что пыталась отравить «воробушка» по заданию английской разведки. Конечно, ничего подобного не было, но Бокий тоже приговорили к смертной казни.
