Многие уверены в том, что о нападении Германии на Советский Союз Сталину сообщил Георгий Жуков. Тем более что на этом настаивал сам полководец. Однако так ли все было на самом деле? И звонил ли в Кремль еще кто-нибудь?
Версия Жукова
Как утверждал в своих мемуарах советский военачальник Георгий Константинович Жуков, это именно он сообщил Иосифу Сталину о начале войны. В ночь с 21 на 22 июня 1941 года, получив информацию о налете немецкой авиации на города Белоруссии, Украины и Прибалтики, Жуков, якобы не смыкавший глаз, позвонил Сталину, находившемуся на Ближней даче. Трубку долго никто не брал. Вождь в тот момент мирно спал, о чем не менее заспанный дежурный наконец и поведал полководцу. Однако Жуков потребовал разбудить вождя немедленно. «Немцы бомбят наши города!» — сказал Георгий Константинович для того, чтобы убедить дежурного в необходимости своей просьбы.
Дежурный повиновался, и вскоре Сталин подошел к телефону. Жуков доложил Сталину обстановку, но глава партии молчал. Жукову даже пришлось переспросить: «Вы меня поняли?». Иосиф Виссарионович, помолчав еще немного, поинтересовался, где находится нарком. Не дождавшись ответа, вождь приказал: «Приезжайте с ним в Кремль. Скажите Поскребышеву, чтобы вызвал все Политбюро». Георгий Жуков вспоминал: «В 4 часа 30 минут утра мы с Тимошенко приехали в Кремль. Все вызванные члены Политбюро были уже в сборе». Кстати, Георгий Константинович уточнял, что позвонить Сталину ему велел как раз маршал Семен Тимошенко, занимавший в то время пост Народного комиссара обороны СССР.
«Жуковские» несостыковки
Однако далеко не все историки верят в версию, высказанную Георгием Жуковым. Так, Николай Зенькович в своей книге «Тайны ушедшего века. Власть. Распри. Подоплека» пишет о том, что в данном случае, как и в любом другом, должна была действовать военная субординация. Дело в том, что тогда Жуков носил генеральское звание и был начальником Генштаба, а упомянутый Семен Тимошенко имел маршальские погоны и являлся Наркомом обороны страны. Поэтому именно Тимошенко и должен был сообщить Иосифу Сталину о нападении гитлеровской Германии на Советский Союз. Вместо этого Тимошенко приказал сделать это Жукову, а сам безучастно сидел рядом.
Мало того, по свидетельству водителя Митрюхина, в 3.30 утра Сталин уже выехал с Ближней дачи в Кремль. Именно поэтому даже те, кто считают, что Жуков и вправду звонил Сталину, ссылаются на забывчивость или растерянность Георгия Константиновича. Некоторые эксперты предполагают, что генерал позвонил на Ближнюю дачу, дежурный передал информацию об этом вождю, который уже из Кремля перезвонил военачальнику. Возможно, что дежурный попросту переключил звонок Жукова на кремлевский телефон Сталина, поэтому первый и не догадывался о том, где находился в тот момент Иосиф Виссарионович. Как бы то ни было, в истории, рассказанной Жуковым, слишком много несостыковок.
Два рассказа наркома ВМФ
Кстати, Георгий Жуков заявлял о том, что позвонил Сталину около 4 часов утра. Однако Григорий Горяченков, автор издания «10 дней из жизни Сталина», утверждает, что советский лидер узнал о нападении Германии гораздо раньше. В своих выводах Горяченков ссылается на воспоминания наркома Военно-морского флота Николая Герасимовича Кузнецова. Адмирал рассказывал, что, узнав о бомбардировке Севастополя, он «немедленно взялся за телефонную трубку и доложил Сталину о том, что началась война». Через несколько минут после этого, по словам Кузнецова, ему позвонил Георгий Маленков с вопросом: «Вы представляете, что вы доложили Сталину?». Николай Герасимович ответил: «Да, представляю. Я доложил, что началась война!». А вслед за Маленковым Кузнецову позвонил Тимошенко, который случившемуся не удивился.
Так описывал события ночи с 21 на 22 июня 1941 года Николай Кузнецов в одном из своих интервью 1973 года. Однако в своих мемуарах Кузнецов уже писал о том, что, позвонив Сталину в 3 часа 15 минут, он не застал вождя в Кремле. Где тогда находился Иосиф Виссарионович, дежурный ответить не смог. Сразу после беседы с дежурным адмирал набрал номер наркома обороны Тимошенко, которому поведал о налете немецкой авиации. Реакция Тимошенко показалась Кузнецову несколько странной. «В голосе Семена Константиновича не звучит и тени сомнения, он не переспрашивает меня. Возможно, я не первый сообщил ему эту новость» — писал Николай Герасимович. Так что теперь вряд ли удастся узнать о том, кто же действительно первым сообщил Сталину о войне. Не зря Зенькович при обсуждении этой темы отмечает несовершенство человеческой памяти.