В дворянской России имя ребёнка работало как пропуск в общество. Неправильное — и тебя сразу записывали в выскочки или потомки лакеев. Дворяне выбирали имена с ювелирной точностью: по святцам, моде, семейным традициям. Но целый список оставался под строгим негласным запретом — слишком крестьянский, слишком грубый, слишком чужой.
Святцы на страже сословия
После Петра церковь требовала называть по святцам. Священник открывал календарь и предлагал имена по дню рождения. Но дворяне сразу отсеивали "низкие". Крестьянин мог стать Фёдором или Акулиной — и никто не удивлялся. А вот граф или князь с таким именем вызывал шепоток: откуда он взялся в нашем кругу?
Дворянские семьи предпочитали имена с европейским лоском. Александр легко становился Алексом или Сашей для своих, Сергей — Сержем, Павел — Полем. Простые формы — Ваня, Петя, Маша — оставляли народу.
Имена, которые выдавали происхождение
Представьте: в салоне представляют молодого человека — Пантелеймон Николаевич. Все сразу понимают: либо из купцов полез в дворяне, либо предки из духовенства. Такие имена — Никодим, Агафон, Лукьян, Леонтий, Потап, Антип — считались "мужицкими". Их носили крепостные, мещане, мелкие чиновники.
Для девочек табу было жёстче. Ефросинья, Фёкла, Аграфена, Евдокия, Матрёна, Акулина, Пелагея — эти имена в дворянском доме звучали как приговор. Даже в XIX веке графиня Евдокия рисковала услышать за спиной: "Откуда такая?"
Толстой в "Войне и мире" дал княжне Марье простонародное имя — и сразу показал её не от мира сего, ближе к народу.
Чужие имена под запретом
После монгольского ига дворяне брезговали тюркскими именами. Чингиз, Батый, Азамат, Тимур — никогда. Даже в XX веке, когда Тимур стал модным, старые семьи морщились.
Языческие славянские тоже ушли в небытие. Ярослав, Святослав, Мстислав звучали слишком древне и просто. Остались только княжеские — Владимир, Олег, Игорь — как напоминание о Рюриковичах. А вот Богдан, Добрыня, Велеслав — нет, это для простых.
Семейные суеверия
Дворяне не называли детей в честь живущих старших родственников. Философ Павел Флоренский объяснял: имя уже "занято" в доме, ангел-хранитель запутается. Два Александра Ивановича под одной крышей — к беде.
После смерти младенца то же имя иногда давали следующему — "чтобы судьба перешла". Но чаще избегали: боялись повторить трагедию.
Как мода ломала правила
Пушкин в "Евгении Онегине" назвал героиню Татьяной — именем, которое до того считалось чисто крестьянским. После романа 1820–1830-е дворянки массово стали Татьянами. Мода победила табу: императрица Мария Александровна даже крестила дочь Татьяной.
Вера, Надежда, Любовь тоже были редкостью — слишком "календарные", простые. Но в конце XIX века вошли в оборот.
Имя работало как метка. Неправильное — и тебя вычёркивали из круга. Запреты держались веками, пока революция не смешала всё. Сегодня Матрёна или Тимофей могут быть у кого угодно — а тогда это сразу выдавало происхождение.
