02/06/19
Фото: Эхо Москвы

«Хлеборез, масла дай!»: как Виктор Шендерович кормил воров в Советской армии

Принято считать, что развал обороноспособности нашей страны начался после распада СССР. Однако уже к 80-м годам советские вооружённые силы растеряли традиции некогда победоносной Красной Армии. Те, кому довелось быть причастными к воровству и злоупотреблениям в войсках, обычно не оставляют об этом воспоминаний. Тем интереснее свидетельство писателя и политика-оппозиционера Виктора Шендеровича, который служил в армии на закате брежневской эпохи.

Хлеборез Шендерович

Выпускник института культуры, Шендерович, проходил службу в 1980-82 годах в Забайкальском военном округе. Впоследствии он признавался, что именно армейский опыт сделал его писателем-сатириком. Этому периоду жизни автор посвятил мемуарный очерк «Ты помнишь наши встречи».

Хотя «брежневская» мотострелковая дивизия, куда попал Шендерович, считалась образцовой», новобранцы столкнулись с хронической нехваткой продовольствия.

«Не буду утверждать, что её в Советской Армии не было никогда, но что ко дню моего призыва еда в СА кончилась – это утверждаю как очевидец. Я её уже не застал. Новобранцы<...> образца 1980 года ели только то, что не представляло интереса для десятка воров, кормившихся при кухне», — утверждал писатель.

Внутренние механизмы расхищения еды стали понятней, когда самого Шендеровича назначили хлеборезом. Он сменил в этой должности некоего Соловья, который, как выяснилось, сильно «экономил» на солдатах. Ознакомившись с «Уставом тыловой службы», Шендерович узнал, что «нормы» выдачи, практиковавшиеся прежним хлеборезом, были в несколько раз ниже официально установленных.

«Двадцать положенных на едока граммов масла оказались высоченной, с полпальца, пайкой, от получения которой на завтрак в курсантские времена меня бы хватил удар. То масло, которое иногда (видимо, по недосмотру Соловья) падало на наши столы, можно было взвешивать на микронных весах», - отмечал автор.

«Водилы»

Попыткам нового хлебореза выдавать еду в тех количествах, которые были предписаны документами, помешали непредвиденные трудности. В первую же ночь в окне выдачи появилась, по выражению Шендеровича, «физиономия», которая потребовала масло и сахар, потому что так якобы «велели водилы». После недолгих препирательств Шендерович согласился отвесить вымогателю небольшое количество продуктов.

«Когда я резал ему маслица, в окошко всунулась совершенно бандитская рожа, подмигнула мне и сказала: «Э, хлэборэз, масла дай?», — вспоминал писатель.

Раз за разом хлеборез вынужден был уступать требованиям дембелей и прапорщиков, кормившихся за счет солдатских пайков. Расхищение продуктов начиналось в кладовой, где Шендеровичу каждое утро отпускали на полкило меньше масла, чем полагалось. Пытаясь как-то компенсировать эти потери, он недодавал каждому бойцу по полграмма масла в день. Однако это не шло ни в какое сравнение с недовесами предыдущего хлебореза.

«Надувательство столичного начальства»

В начале 80-х единственной инстанцией, способной предотвратить злоупотребления в частях, оставались проверяющие из числа высшего командования. Однако по старой армейской традиции им всячески старались «пускать пыль в глаза». Например, Шендерович описывает визит в его дивизию генерал-лейтенанта из Москвы. День, когда в часть прибыл «ревизор», по словам автора мемуаров, был единственным днём «еды по Уставу». Солдаты ошарашенно смотрели на густой борщ и компот, в который повар даже положил инжир. В «надувательстве столичного начальства» пришлось поучаствовать и хлеборезу.

Балансируя, по собственному признанию, между гаупвахтой и мордобоем со стороны воров, Шендерович закончил службу в звании сержанта. Впрочем, для оппозиционера и разоблачителя злоупотреблений расставание с армией могло произойти куда печальней. В 2015 году генерал-лейтенант запаса Василий Зарубенко признался, что военная контрразведка КГБ занималась оперативной разработкой Виктора Шендеровича в период его армейской службы. Дело в том, что сержант-хлеборез любил рассказывать антисоветские анекдоты. Однако до ареста дело не дошло – будущего писателя отпустили после профилактической беседы.