В кризисные времена безысходность принуждает многих женщин торговать своим телом. Не стала исключением и эпоха так называемого «военного коммунизма» в 1918-1921 годах. Однако советская власть косо смотрела на проституток. Летом 1919 года сотни «жриц любви» внезапно пропали с улиц Петрограда – они стали узницами первого в Советской России концлагеря.
Узницы Чесменки
Правовую базу для создания концлагерей в Стране Советов установил вышедший 15 апреля 1919 года декрет ВЦИК «О лагерях принудительных работ». Историки считают его первым камнем в фундаменте советского ГУЛАГа. Документ не приводил исчерпывающего перечня лиц, помещаемых в лагеря, отмечая лишь, что в их отношении должны были состояться «постановления отделов управления ЧК, революционных трибуналов, народных судов и других советских органов».
Летом 1919 года милиция и чекисты Петрограда всерьёз взялись за нежелательный контингент – городских проституток. Представительниц «древнейшей профессии» свозили в Первый лагерь принудительных работ, открывшийся 1 июня 1919 года в Чесменском дворце на Московском шоссе. Это место находилось в черте города, но было удалено от центра. Путевой дворец на «лягушачьем болоте» повелела заложить ещё Екатерина II в честь победы русского флота в Чесменской бухте. До революции во дворце работала богадельня для увечных ветеранов русской армии, так что его корпуса были приспособлены к приёму множества людей.
В Чесменке оказывались петроградцы из всех слоёв общества. Например, как рассказывается в книге Александра Попова «Два Петербурга. Мистический путеводитель», в этом концлагере некоторое время содержался врач царской семьи Пётр Бадмаев.
Исправление трудом
По данным историков Натальи Лебиной и Михаила Шкаровского, к январю 1920 года в лагере на Московском шоссе успело побывать 6,5 тысячи жительниц Петрограда. Сюда попадали гадалки, уличные торговки и просто женщины, ночевавшие на вокзалах. 60% из них были доставлены по подозрению в торговле телом, но лишь 338 женщин подтвердили, что они профессиональные проститутки.
40% петроградских «жриц любви» пошли на панель из низкоквалифицированных работниц, 24% – из ремесленниц, 15% – из домохозяек и лиц интеллектуального труда, 3% – из крестьянок. Торговали собой и некоторые дворянки, потерявшие родственников в годы лихолетья и оставшиеся без средств к существованию.
Одних проституток хватали на улицах, другие попадались милиции во время облав. Например, в сентябре 1919 года стражи порядка «накрыли» гостиницу «Москва» на углу Невского и Владимирского проспектов. В ней было задержано 25 человек, изъят кокаин. В отделе управления Петросовета эту гостиницу назвали «притоном, где проделывают свою вакханалию женщины, продающие себя».
Проститутки помещались в Чесменку на срок от двух недель до одного года. На фотографиях видно, что женщины спали на металлических койках, расставленных плотными рядами. Мало у кого имелись личные вещи. Однако этот концлагерь ещё был далёк от «канонических» форм ГУЛАГа. Женщины могли ежедневно пускать к себе родственников, принимать передачки, а некоторым даже позволяли отправляться домой на выходные. За государственный счёт проституток лечили от венерических заболеваний. В то же время, по воспоминаниям дочери Петра Бадмаева, для наказания строптивых в Чесменке имелся ледяной карцер.
В соответствии с декретом ВЦИК узники лагерей обязаны были трудиться, окупая затраты на своё содержание.
«Самый верный и сильный удар по проституции – это всеобщий обязательный труд», – доказывала жена Григория Зиновьева революционерка Сарра Равич.
В аналогичном ключе рассуждали и другие деятели большевистской партии.
На практике организовать труд было непросто. Женщин выводили на заготовку дров – их пилили прямо во дворе дворца. Наиболее «злостных проституток» эффективнее оказалось подвергать «трудотерапии» за городом. Для этого в конце 1919 года на станции Разлив была основана трудовая колония на 500 человек. От Чесменки она отличалась более строгим режимом. Здесь имелись различные мастерские.
«Это учреждение даже в официальных документах именовали колонией для проституток», – пишут Лебина и Шкаровский в книге «Проституция в Петербурге».
По выходу из колонии женщин отправляли работать по полученной профессии, их судьбу отслеживал Подотдел принудительных работ. Однако вытащить с панели удалось не всех.
«Многие бывшие проститутки, устроенные на предприятие, возвращались к своему промыслу только потому, что «на работу нужно выходить сносно одетой и обутой и иметь возможность прожить до первой получки, а этого обычно не бывает», – отмечает исследователь Наталья Мысляева.
Вскоре после введения НЭПа, 15 ноября 1922 года, Первый лагерь в Чесменке был закрыт. Что касается проституции в Петрограде, то это «наследие буржуазно-капиталистического уклада жизни» победить удалось нескоро. На протяжении 1920-х годов проституция оставалась обыденным явлением в бывшей царской столице. В 1930-х годах, когда политика коммунистических властей ужесточилась, многие «сонечки мармеладовы» вновь оказались в лагерях.
Источник:
© Русская Семерка
