За что конкретно Шаламов обвинял Солженицына во лжи

Истории жизни и творчество двух известнейших русских писателей XX века – Александра Солженицына и Варлама Шаламова — имеют много сходства, но еще больше различий. Первое их впечатление друг о друге было весьма положительным, однако через некоторое время стало ясно, что сходство судеб (оба отбывали сроки в лагерях по «политической» статье) вовсе не означает сходство взглядов. В итоге писатели пришли к категорическому взаимному неприятию творчества и взглядов друг друга. Солженицын критиковал Шаламова за отказ от борьбы с системой (поводом к этому была публикация известного письма Шаламова в «Литературной газете»), а Варлам Тихонович обвинял своего оппонента во лжи.

Схожие судьбы, разные взгляды

Знакомство Шаламова и Солженицына произошло после публикации рассказа Солженицына «Один день Ивана Денисовича» в журнале «Новый мир» в 1962 году, которую Шаламов горячо приветствовал, как первую попытку рассказать читателю правду о ГУЛАГе. Началась переписка, а вскоре состоялась и личная встреча.

За спиной у Солженицына было 8 лет лагерей, куда он угодил в 1945 году за «антисоветскую деятельность» — он писал с фронта письма, в которых поносил Сталина. Срок Солженицын, поскольку был математиком по образованию, отбывал сначала (до 1950 года) в так называемой «шарашке» (закрытое конструкторское бюро), а затем, из-за конфликта с лагерной администрацией был переведен в Степлаг на севере Казахстана. В 1953 году Солженицын освободился.

Варлам Шаламов в молодости был близок к «левой оппозиции» и поддерживал идеи Троцкого, за что был арестован в 1929 году и отбыл три года в Вишерском лагере. В 1937 он был снова осужден, на сей раз на 5 лет «за антисоветскую пропаганду», и этапирован на Колыму. Уже в лагере Шаламов был осужден еще раз, затем была попытка побега… В общей сложности он отсидел 14 лет, после чего еще два года провел на Колыме, зарабатывая деньги для возвращения «на материк». В Москву он приехал в 1953 году.

Солженицын вышел из лагеря с вполне сложившимися антисоветскими взглядами, и очень скоро стал одним из лидеров диссидентства в СССР. В этот период Александр Исаевич начал позиционировать себя как писателя, придерживающегося православной традиции, очень характерной для классической русской литературы.

Шаламов, несмотря на все пережитое в лагере, исповедовал взгляды, характерные для дней его молодости, революционных 20-х годов. Больше того, писатель решительно открещивается от всякого диссидентства. Вот цитаты из его записных книжек: «И Западу и Америке нет дела до наших проблем, и не Западу их решать», «Ни одна сука из «прогрессивного человечества» к моему архиву не должна подходить». Кроме того, Шаламов не был религиозным человеком, несмотря на то что его отец служил священником.

В какой лжи Шаламов обвинял Солженицына

Уже в первом своем письме к Солженицыну Шаламов указывает на ряд особенностей, которые позволяют усомниться в том, что автор «Одного дня Ивана Денисовича» хорошо знаком с лагерной жизнью. Он пишет, что в лагере, описанном Солженицыным, нет «блатарей» (уголовников), нет вшей, охранники не избивают зеков, «выколачивая» выполнение плана, зеков не посылают после работы за дровами. Шаламова изумляет, что зеки спят на матрасах, имеют подушки, в матрасе можно спрятать хлеб, что едят ложками, что у сидельцев не отморожены руки. «Где этот чудный лагерь? – восклицает Шаламов – Хоть бы с годок там посидеть в свое время».

Были у писателей разногласия и по религиозному вопросу. Шаламов прямо обвинял Солженицына в неискренности по поводу его христианских взглядов. Он вспоминает о своей встрече с Александром Исаевичем, который заявил: «Я даже удивлен, как это вы… и не верите в Бога!». Шаламов заметил, что, как и Вольтер, он не видит «потребности в такой гипотезе». И слышит в ответ: «Да дело даже и не в Боге. Писатель должен говорить языком христианской культуры, все равно, эллин он или иудей. Только тогда он может добиться успеха на Западе».

Приводит Шаламов и такой разговор. Он говорит Солженицыну, что при его устремлениях быть своего рода пророком и учителем, денег за такую деятельность брать нельзя. На что Солженицын отвечает: «Я немного взял». «Вот буквальный ответ, позорный!» — пишет Шаламов.

Под впечатлением этого разговора Шаламов и помечает своего оппонента словечком «делец». Сын священника, даже и неверующий, он не способен понять: неужели можно использовать религию, как средство достижения «успеха на Западе»?

И по той же причине Шаламов отказывает Солженицыну в праве вообще касаться лагерной, колымской темы. Он отказывается сотрудничать с ним в работе над романом «Архипелаг ГУЛАГ», мотивируя это тем, что надеется «сказать свое личное слово в русской прозе, а не появиться в тени такого, в общем-то, дельца, как Солженицын». Эта позиция осталась неизменной. Шаламов пишет, что не разрешает «использовать ни один факт из моих работ для его (Солженицына) работ. Солженицын – неподходящий человек для этого». И, наконец, в ответ на примирительную реплику Александра Исаевича: «Шаламов считает меня лакировщиком. А я думаю, что правда на половине дороги между мной и Шаламовым», Варлам Тихонович обрубает: «Я считаю Солженицына не лакировщиком, а человеком, который не достоин прикоснуться к такому вопросу, как Колыма».

Для большинства читателей лагерный опыт Солженицына делал его, безусловно, достойным той кафедры проповедника, которую он решил занять. Но Шаламов, человек, имевший еще более горький и жесткий опыт, видел Солженицына насквозь. И это давало ему право считать будущего нобелевского лауреата если не прямым лжецом, то человеком неискренним. Что для него было, в общем-то, равнозначно.